И вот их руки крепко сжимают палку, а в глазах пляшет огненный отблеск костра. И они устремились навстречу его ясному очищающему пламени, желая, чтобы прошлые невзгоды ушли безвозвратно, а осталось все только светлое и радостное, как этот огонь.
Они взлетели над костром легко и свободно, одним неразделенным прыжком, как будто собирались подняться аж до бархатной черноты высокого неба; и приземлились, как один человек, все так же крепко, даже сильнее, чем вначале, сжимая руки.
Они не слышали, как старый волхв спрашивал:
– Все ли простили обиды? Все ли очистили души от черной зависти, ненависти, озлобления? Не осталось ли в ком хоть малого зерна обиды? Если есть, пусть выйдет и скажет прилюдно, и рассудим его по справедливости, ибо не допустят боги, чтобы в Купальскую ночь оставался кто с недобрым в сердце. Сейчас вы, избравшие друг друга в суженые, в последний раз очиститесь Священным Огнем и войдете в Воду Купальскую, и будете чисты телом, духом и помышлением, и возлюбите друг друга. Пусть будет счастлива жизнь, что зачнется в ночь Купалы в любви свободной. То угодно Роду, и не прелюбодейство есть, а восторженная жертва богам, ибо нет человеку владетеля среди людей…
Ничего не слышали Светозар и Ивица. Они смотрели друг на друга и не могли наглядеться, с удивлением и восторгом погружаясь в страстный жар купальских огней, мерцающий в любимых очах. Светозар бережно снял с головы Ивицы ее девичий венок и подбросил его высоко к небу. Потом поймал и надел себе на голову. То же сделали другие юноши, и все вокруг радостными возгласами приветствовали избранников, которые отныне принадлежали только друг другу.
Те, кто не нашел суженых, пошли приносить откуп богам. Остальные расходились искать заветные травы и бодрствовать до утра, чтобы встретить Зарю и новое Солнце, и лишь потом отправиться ненадолго поспать. При этом захватить с собой головешку от Живого Огня, чтобы разжечь ею домашний очаг, который не гаснул бы весь год, до следующего Купалы.
С пригорка покатилось горящее коло. Старое просмоленное и обвязанное соломой колесо от телеги символизировало купальский солнцеворот. Отныне дни начнут постепенно укорачиваться, и солнце покатится к зиме. Чтобы на Коляду вновь горящим колом свидетельствовать о рождении светоносного Хорса.
Когда пылающее колесо под радостные выкрики людей, теряя жаркие искры, скатилось в воду и, зашипев, погасло, все восприняли это, как знак воссоединения Огнебога с Купалой. Пришел черед и людям оказать им почтение!
Светозар с Ивицей, в последний раз перепрыгнув через Священный Огонь, не разъединяя рук, побежали к озеру вместе с другими парами, где разоблачась, омылись нагие в ночной животворящей воде. После же, скрепив уста поцелуем, рассыпались по берегу и в лесу, ища люб люба, и оставались так до зари.
Старый Велимир, осведомившись, вовремя ли сменили стражу, выставленную для охраны праздника, устало опустился на пень, держась за посох, и окунулся то ли в дремоту, то ли в долгие размышления.
Когда утренняя Заря-Мерцана взошла над миром и рассыпала в травах свои дорогие каменья, крепость и сила всего пребывающего на земле удвоилась, ибо Заря предвещает Солнце.
С веселым смехом люди направились к капищу, где была принесена общая жертва богам. Спустя некоторое время, начались игрища. Юноши, подбадриваемые девушками, показывали свою силу, ловкость, выносливость: быстро бегали, прыгали через несколько быков, боролись и плясали.
В это время отец Велимир призвал к себе Светозара. Он, видно, смертельно устал за эту ночь, руки его дрожали.
– Совсем плохо вижу, Светозарушка… – он протянул руку, провел по груди и плечам юноши. – Хорош! – сказал. – И ловок, и статен, и мыслью светел, вот бы Мечислав порадовался! Без страха оставляю тебя, Светозар Яромирович, – волхв впервые назвал его по отчеству. – Береги буковицы, детей обучай грамоте, чтобы могли прочесть и знали про своих отцов, дедов и прадедов. Особливо береги Хорыгину Кудесную Книгу, дабы ведали наши потомки про дни наши тяжкие и светлые, про то, как старались мы уберечь Русь Великую и какими славными были праотцы наши… Чтобы помнили они о славе той и всегда держали в сердце Русь, которая есть и пребудет землей нашей… И еще хочу попросить… Где б ты ни был, собирай книги старинные, переписывай Веды славянские, храни и передавай надежным людям…
– Отчего так говоришь, отче? – с тревогой спросил Светозар.
– Помру я нынче, – ровным голосом, будто говорил о чем-то простом и обычном, сказал волхв. – Нет лучшего дня, чтоб чистым и спокойным уйти на луга Свароговы… Вот это – посох Мечислава, отныне он твой… И письмена береги… А сейчас помоги мне лечь на землю, так будет легче, уже зовет она меня…
Светозар уложил старика на траву, а сам опустился перед ним на колени.
– Земли… дай мне… – задыхаясь, прошептал Велимир, – чтоб было с чем… перед Марой предстать…
Светозар вложил в непослушные ладони горсть земли, отец Велимир прижал ее к груди и стал что-то шептать, а затем четко и внятно произнес:
– Помни все, Светозарушка… Мири людей, не давай им без нужды за оружие браться, а только… при крайней… необходимости. Будьте счастливы… с Ивицей…
Старик еще подвигал губами, но уже беззвучно, и закрыл глаза, словно уснул. По телу легкой волной пробежала судорога, а затем оно стало спокойным и умиротворенным, будто просветлело изнутри. И Светозар понял, что отец Велимир покинул землю…
«Отец Велимир умер не от меча вражеского, не от напасти злой или огня пожарищного, он ушел оттого, что был стар, и все, что мог сделать в этой жизни, исполнил. Нынче такая смерть – редкость», – думал Светозар, вышагивая рядом с телегой, на которой лежало бездыханное тело волхва.
Цепи, ботала, бляхи, другие железные и серебряные предметы, висевшие на погребальной повозке, вызванивали в такт медленному шагу коней, хорошо смазанные колеса почти не скрипели. Жреца хоронили по старому степному обычаю, существовавшему у южных русов с прадавних, еще скотоводческих времен.
– Дон-н-н, дон-н-н, – звенело железо.
– Трр-а-к, тр-ра-к, – глухо звякали цепи.
– Дз-и-нь-ь, дзинь-нь-ь, – мелодично отзывались серебряные бляхи.
Люди, услышав печальные звуки, бросали свои дела и выходили к дороге, чтобы проститься со жрецом, который лечил их, судил и мирил под Дубом, хранил старину, помогал во все дни радостей и печалей, справлял требы богам на всех празднованиях и тризнах.
Почтительно кланялись люди, провожая волхва в последний путь. Медленно двигалась повозка. Осторожно, будто чуя ответственность, переступали кони, провозя старого Велимира по его земле, чтобы он в последний раз посмотрел не нее и чтобы люди, в свою очередь, простились с ним.
Заунывный перезвон исходил, казалось, от самой Вечности, напоминая о скоротечности земной жизни, о Яви, неизбежно перетекающей в Навь. И река эта устремляется назад, в прошлое, унося с собой всех, кто ненадолго прикоснулся к проявленному миру. Течет синяя река, стремительная, как Время, уплывают люди по ней на Тот Свет, и там живут, землю рают, пшеницу сеют и вено венят на полях страдных. Но попадает туда лишь тот, кто жил по Прави, следуя Поконам Свароговым. А пренебрегавший ими исчезнет в Нави-реке без следа, проскочив между мельничными жерновами Времени, потому как из пустоцветного колоса и молоть нечего.