Вера (Миссис Владимир Набоков) - читать онлайн книгу. Автор: Стейси Шифф cтр.№ 78

К концу весны 1957 года «Лолита» обрела издателей в Италии, Франции и Германии. Оболенский не был единственным, кто стремился приобрести американские права на книгу; Эпстайн изо всех сил старался убедить «Даблдей» издать ее, особенно стараясь потому, что автор извещал его о каждом шаге Оболенского. Да и Владимир не удержался от легкого стратегического подталкивания: «Лолита молода, а я стар», — напомнил он своему редактору. С «Даблдеем» Эпстайн завяз. Глава издательства Дуглас Блэк уже потерял некоторое состояние на провалившейся защите «Округа Гекаты». Как вспоминает главный редактор и поклонник «Лолиты» Кен Маккормик, юристы издательства в 1957 году рассуждали так: если раз ограбил банк и понес за это наказание, тем же манером подставляться уже никак нельзя. Результатом мог явиться лишь более суровый приговор «Лолите» с намеком на рецидив преступления ^[225]. Старший редактор издательства «Саймон энд Шустер» Мария Лайпер нашла роман блестящим и написала восторженную рецензию. Она советовала Брокуэю прочесть его. И была изумлена, когда тот признался, что уже прочел и ему не слишком понравилось. Коллеги Лайпер почти поголовно пребывали в ужасе; заведующий редакцией назвал книгу омерзительной. Издательство «Харпер энд Роу» отличилось тем, что отвергло «Лолиту» не по юридическим или этическим, а по эстетическим соображениям. Многие из этих редакторов читали копии романа, тайно привезенные из-за границы на дне чемодана, как некогда везли «Улисса» или «Леди Чэттерли». (Анаис Нин утверждала, что прилично заработала, перепродавая экземпляры «Лолиты» по завышенной цене.) Уильям Стайрон красноречиво выступил перед «Рэндом Хаус» в защиту романа, который он был готов издать за свой счет; Хайрам Хайдн, редактор Стайрона и новоиспеченный главный редактор издательства, ужасно возмутился. Не позабыл ли Стайрон, что у него подрастает дочь? Нет, эта грязная книга может быть опубликована лишь через труп главного редактора. По словам Хайдна, роман вызвал у него «крайне тошнотворное впечатление», до такой степени в его сознании образ Гумберта переплелся с Набоковым. Осуждаемый коллегами, Хайдн стоял на своем даже тогда, когда роман через год оказался в списке бестселлеров. Все эти баталии в основном происходили кулуарно, однако на достоинства Пнина, уже вышедшего в свет, легла тень его созревшей для утех кузины. «Тайм» с негодованием отозвался о «Пнине», уделив, однако, примерно столько же места рассказу в приглушенных тонах о скандале, который в Европе вызвала другая книга того же автора.

Той весной Вера в своем дворе на Хайленд-роуд впервые в жизни сажала цветы. Это был тот самый двор, где в «Бледном огне» обнаруживаются фазаны, оттуда же хохот Набоковых разносился по всей округе, когда в сумерках они играли в «подковки». То лето в основном ушло на перепечатку «Онегина», для которого Дмитрий готовил указатель. Но наконец фрагменты стали складываться в картину. В этот решающий момент еще один дополнительный фрагмент прошлого встал на место. От Анны Фейгиной Вера узнала о возможности направить в Берлин иск о возмещении ущерба. «Что ж, если это так, то заставить немцев платить будет только приятно», — писала Вера Гольденвейзеру, взявшемуся представлять ее права. Дело Веры мотивировалось тем, что по прибытии в Нью-Йорк ее знания английского оказалось недостаточно, чтобы найти работу в Америке. Иск был отправлен как раз в тот момент, когда величайший на английском языке роман, написанный иностранцем, попал в список бестселлеров.

В 1952 году от имени мужа Вера писала редактору «Хаутон Миффлин»: «Проблемой мимикрии он страстно увлечен всю жизнь, и одной из лелеемых его задумок всегда было исследование всех известных примеров мимикрии в царстве животных». Их набралось бы, утверждает она, громадное количество, и если «Хаутон» всерьез заинтересуется этой идеей — «Владимир к вашим услугам». За эту тему Владимир так и не взялся; Вера же, напротив, написала книгу о мимикрии, однако в твердой обложке так и не вышедшую. Слово «имитатор» обретает новое значение в переписке Набокова, особенно в период 1950-х годов. В августе 1951 года Вера писала редактору только что созданного Издательства имени Чехова по поводу «Дара», издание которого на русском языке рассматривалось издательством. Черновик писан ее рукой, но чувствуется голос Владимира. Набоков переписал письмо, которое потом подписал и отослал. Отвечать на это послание было проще, чем на некоторые из тех, что за ним последовали. Отправив роман на рассмотрение, Набоковы принялись сменять друг друга в установившейся переписке. В октябре редактор Издательства имени Чехова почему-то благодарит Владимира за письмо его жены. Подобная манера повлекла за собой определенные смещения с обеих сторон. В том же сентябре Вера набрасывает для Владимира текст письма, осведомляющегося об ответе на «письмо, которое жена написала от моего имени этой осенью».

Вера охотно мирится с этим неудобством и делает это, по природе своей или благодаря приобретенной практике, мастерски. Издательство имени Чехова приняло «Дар»; через семнадцать лет после написания роман был опубликован на русском языке ^[226]. Редакция запросила краткое изложение сюжета, к чему Владимир питал крайнее отвращение. Под видом беспристрастного читателя Вера пишет о Федора Константиновича с Зиной «ночных блужданиях по улицам, зачарованным лунным светом… волшебным и поэтическим». Она отсылает этот отзыв без подписи, сопроводив строкой: «Наконец-то я отыскал одного из „настоящих“ читателей, и он составил краткое содержание „Дара“». Обман оказался вполне в духе произведения, в котором Владимир, описывая лукавое и явно дерзкое использование природой маскировки, рассуждал «об этих магических масках мимикрии: о громадной ночнице, в состоянии покоя принимающей образ глядящей на вас змеи».

В начале 1950-х в конце тех писем, к которым Вера все-таки присовокупляла, кроме собственного голоса, еще и собственную подпись, значилось: «Вера Набоков» или более нейтральное: «В. Набоков». Скажем, в качестве «Веры Набоков» она могла интересоваться, не добавит ли издатель к своим планам и переиздание «Под знаком незаконнорожденных». Так как за годы пребывания в Корнелле забот скопилось предостаточно, Вера искала единую форму, которая удовлетворяла бы ее всем во всех случаях. В 1956 году, ввязавшись в раздраженную переписку с Морисом Жиродиа по поводу ощутимых нарушений контракта «Лолиты», Вера остановилась на подписи, которая, пожалуй, вполне отражает ее характер, точнее, скрытность ее характера. Вот и возникла, причем в самый подходящий момент, эта «миссис Владимир Набоков», которая над этим супружеским именем, заключенным в машинописном виде в скобки, как бы гася его значение, выводила от руки своим характерно европейским почерком: «Вера Набоков». Этот шаблон позволял Вере говорить за Владимира, обходясь без неловких объяснений и без витиеватых извинений. В 1957 году и сразу после она, придумав себе другой камуфляж, стала подписываться «Дж. Дж. Смит»: так возник вымышленный корнеллский секретарь с ее почерком и ее речевыми оборотами, временами даже более лаконичный, чем сама Вера. Именно Дж. Дж. Смит писал от имени профессора Набокова язвительные письма с отрицательным отзывом, причем Владимир имел весьма смутное представление об обсуждаемой личности, чье знание русского языка провозглашалось «поверхностным, как знания всякого среднего университетского выпускника-лингвиста» ^[227].