Я вспомнила семьи шведских и норвежских переселенцев на «Ривер Куинн». Я была уверена, что эти люди с неподвижными лицами подпоясаны набитыми деньгами поясами, полученными от продажи их земли на родине. Деньги должны помочь им начать все заново в Америке. А у наших парней есть только крепкие спины, а все, что они зарабатывают, уходит обратно в Ирландию, чтобы заплатить ренту и помочь еще кому-то из членов семьи перебраться сюда.
* * *
Пять громких и протяжных звуков трубы.
— Бриджпорт, — объявил лодочник. — Конечная остановка.
— Бриджпорт? — переспросила я. — А когда же Чикаго?
— Баржа останавливается здесь. Это конец пути.
— Но… Я что-то не понимаю, — сказала я, оглядываясь по сторонам, — ни зданий, ни улиц, лишь пустая пристань.
— Центр города находится в нескольких милях к северу, а канал заканчивается тут, — пояснил мне фермер.
— Нам необходимо в Чикаго отыскать церковь Святого Патрика. Как же нам туда добраться?
— Вы можете либо нанять небольшую лодку, которая поднимет вас вверх по реке, либо нанять повозку, либо идти пешком, — ответил он.
— Пешком? И как далеко?
— Четыре-пять миль.
«Пешком? Нет, только не пешком», — решила я. Дети за эти два месяца нашего путешествия почти не скулили и не жаловались, но просить их после этого пройти пешком еще пять миль…
— Подскажите, пожалуйста, как нам попасть в Чикаго, — попросила я лодочника.
— В Бриджпорте живут ваши люди, — ответил тот. — Именно отсюда начинали копать этот канал. Вы найдете там кого-нибудь. В любом случае, миссис, выбора у вас нет. Сходите на берег.
Лодочник заставил Майру и детей подняться на ноги — все они еще спали. Я подняла Стивена, взяла Бриджет за руку. Майра несла Грейси. Мы вышли на палубу.
— Но, сэр… — начала я.
Лодочник толкнул меня между лопаток, и я вылетела на трап, едва удержав Стивена на руках. Бриджет начала плакать и, схватившись за мою юбку, побежала за мной по мосткам.
Майра все еще стояла на палубе, кутаясь в красную шаль.
— Это и есть Чикаго? — удивилась она. — А где же розовые здания? Где шпили церквей? Где салуны?
Пристань была пуста. Вдалеке я заметила несколько деревянных домиков. Никаких улиц и никаких людей вокруг. Лишь утопающая в грязи тропа.
Где-то в глубине души я надеялась, что Патрик Келли станет нас искать и окажется здесь, чтобы встретить нас. Или же что я смогу узнать у кого-нибудь из портовых рабочих, где тут проживает Патрик Келли — тот самый, у которого золоченый посох.
Но в этом безрадостном месте мы были совершенно одни.
— Воскресное утро, — пояснил мне фермер, стоявший рядом со мной. — Еще рано. Ваши люди, вероятно, неплохо погуляли накануне — отсыпаются после виски. Что ж, желаю удачи, — сказал он и ушел.
Майра подхватила Грейси и спустилась по мосткам на берег. Мальчики топали за ней.
Мы уже съели все, что взяли с собой. И вот мы высадились — совсем одни, голодные, и негде спрятаться от холода.
Майра поплотнее закуталась в шаль и пристально посмотрела мне в глаза:
— И что теперь, Онора?
— Я… Я не знаю.
— Забытое богом место, где замерзнуть можно, — раздраженно бросила она.
Чтобы Бог отвернулся от этого места, хватило бы уже одного запаха. Похоже, что исходил он от речки, которая, извиваясь, уходила в сторону от канала.
От зловонного ветра слезились глаза. У меня кружилась голова, я дрожала и чувствовала в животе резкие тычки. Ребенок. Майкл, где же ты?
Я заплакала, Майра и дети присоединились. Мы плакали громко и навзрыд.
Ненавистные Sassenach не могли сломить меня. Голод? Болезни? Я выстояла против них. Даже когда умер Майкл, я держалась, решив, что обязательно выполню данное ему обещание увезти наших детей в Америку. Но сейчас… ничего этого не было. Я не чувствовала присутствия рядом с собой ни Майкла, ни Бога. Где же ты, Господи? Я выполнила свою часть работы. Майра права: ты совсем забыл это несчастное место. И нас забыл тоже.
Мне ужасно хотелось домой. Стоять под лучами солнца на Силвер Стрэнд у залива Голуэй. Хотелось снова стать молодой. Хотелось, чтобы рядом были муж, мама. Хотелось…
— Святое распятие, что это еще за кошачий концерт под боком?
Я обернулась. Вот черт. К нам приближалась чикагская версия того новоорлеанского громилы из порта, постукивавшая по ладони точно такой же дубинкой.
— А что в этом противозаконного, когда две матери и восьмеро их детей рыдают на пределе своих сил? — спросила я. — Ладно, тогда отведите нас в тюрьму! Пожалуйста! Лучше уж в камеру, чем на этом холодном ветру.
Он удивленно обернулся к Майре:
— О чем это она?
Майра шмыгнула носом сквозь слезы.
— Она наконец сдалась, слава богу. А теперь, если вы объясните нам, где разворачивается эта баржа, мы прямо на ней уедем обратно.
— В Ирландию? — переспросил он. — Я бы вам этого не советовал, миссис.
— В какую еще Ирландию, здоровенный вы sliveen! В Новый Орлеан! — зло огрызнулась Майра.
— Кого это вы тут обозвали sliveen? — возмутился он.
— А я что-то не вижу, чтобы кто-то еще, кроме вас, торчал тут на холоде!
— Майра, прошу тебя! — вмешалась я.
— Все, никаких «Майра, прошу тебя!». Это ты была так уверена, что мы найдем здесь Патрика Келли. Какой Патрик Келли? Да он, наверное, уже давно помер и похоронен где-нибудь вместе со своим золоченым посохом! Как я могла позволить тебе себя уговорить?..
— Эй, вы сейчас говорите о Патрике Келли с залива Голуэй?
— Ну да. А вы его знаете? — быстро спросила я.
— И у него с собой золоченый посох?
— Да, да! Где он? Слава тебе господи! Где он сейчас?
— В камере, должно быть, — в той самой, куда вы так рвались только что.
— Что вы хотите этим сказать?
— Он в розыске! — воскликнула Майра. — Я так и знала. Все, теперь мы можем возвращаться в Новый Орлеан?
— Майра, прошу тебя.
Мальчики позабыли о своих рыданиях и с интересом наблюдали за происходящим, слушая этого крупного мужчину.
— Патрик Келли — агитатор, — сказал тот.
— Агитатор? — переспросила Майра. — Это что, какая-то разновидность убийцы?
— Послушайте, девушки, кое-кто называет Патрика Келли героем, но управление канала Иллинойс-Мичиган платит мне за то, чтобы я прогуливался по этой пристани и следил за тем, чтобы все грузы загружались и разгружались без проблем. А Патрик Келли поставил себя между народом и боссами. Из-за рукавиц.