Исключительные - читать онлайн книгу. Автор: Мег Вулицер cтр.№ 113

– Да, – сказал Джона. – Я читал об этом. Она сказала, что раздаст деньги, а потом просто заблокировала все выплаты.

– Но она говорит, что не виновата в этом, – сказала Жюль.

В студии раздался звонок. Ведущий принял его и мягко сказал:

– Пожалуйста, говорите.

А затем включил громкую связь.

– Мы поверили вам! – раздался чей-то хриплый и яростный женский голос. – Мы поверили в ваши россказни! Моя семья и так страдает, а теперь мы не можем получить честно заработанные моим мужем деньги! Вот как вы чтите память людей, которые трудились на вас?!

– Мы о вас позаботимся, – спокойно ответила ей Кэти. – Пожалуйста, просто дайте нам еще немного вре…

– Вы – лицемерка! Поверить не могу! Знаете что? Идите вы в жо…

Звонок оборвался.

Кэти Киплинджер выпрямила спину и застыла. Жюль и Деннис в своей квартире, и Джона в своей – тоже. Рори равнодушно проехала мимо, пробуя на своей доске какие-то новые трюки.

Жюль наблюдала за Кэти. Она сидела в телестудии, пригвожденная к своему крутящемуся стулу гневом семей убитых сотрудников. Иногда, впрочем, поступали звонки от сочувствующих адвокатов, которые немного смягчали обстановку, или от пугающе заботливой женщины-психотерапевта, которая решила, что лучший выход – просто перестать смотреть новости по вечерам. Кэти держалась, повторяя снова и снова свою просьбу потерпеть, но по прошествии часа она явно очень устала. На последних кадрах, которые пустили уже во время титров, она легонько высморкалась в платок и покачала головой.

Деннис выключил телевизор и пошел укладывать Рори спать.

– Ты еще тут? – спросил Джона.

– Да, – молвила в трубку Жюль.

– И что ты обо всем этом думаешь?

– Не хочу сейчас включать психотерапевта, – сказала Жюль, – но у меня сложилось такое впечатление, будто Кэти просто мстит за то, что когда-то сделали с ней. Как ей кажется.

– Поясни?

– Я о том, что ей кажется, будто никто не встал на ее сторону в той ситуации с Гудменом. Что всем было наплевать. Так что когда случилась беда, ей естественно захотелось побыть героиней. Вот только она не героиня. Денег все еще нет. И вот она поступает с этими людьми так же, как Гудмен поступил с ней. И мы тоже – по ее словам.

– Да, вот именно. Мы ее уничтожили.

– А ты думаешь, это так? – спросил Джона.

– Ох, не знаю, – мягко сказала Жюль.

– Ты вообще хоть иногда вспоминаешь о нем? О Гудмене? – внезапно спросил Джона.

– Я помню его сгоревший нос. Колени. И то, какие у него были большие ноги в сандалиях.

– Да, он был крутым крупным самцом, – сказал Джона. – Был. Он мне так нравился, но тогда я не мог с этим смириться. Я никому не мог признаться, что я – гей.

Я и себе с трудом мог в этом признаться. Хотя, видит бог, я всегда им был, – он помолчал немного. – Интересно, как у него дела сейчас? И где он? Я имею в виду… Кэти смогла обо всем забыть, а он сделал карьеру и состояние. В конце концов, я понятия не имею, какими талантами он обладает, кроме своего очевидного таланта просрать все на свете.

– Или соблазнить всех на свете, – слабым голосом добавила Жюль.

– Так как, по-твоему, что на самом деле произошло у них с Кэт?

– Джона, – опешила Жюль. Она понятия не имела, что сказать. Как так вышло, что он ни разу не спрашивал ее об этом напрямую за все годы дружбы?

– Мы только что пережили теракт и пытаемся держаться вместе. И вот ты спрашиваешь меня о Гудмене и Кэти? Именно сейчас?

Она попыталась увильнуть от его вопроса, но получилось не очень правдоподобно.

– Извини, – удивленно пробормотал Джона. – Ты никогда не думала об этом?

Жюль выдержала красноречивую паузу.

– Да, – наконец, сказала она. – Думала.

* * *

– Если бы в восемьдесят шестом году, после того, как мне поставили диагноз, кто-нибудь сказал, что в две тысячи втором я буду все еще жив, я бы спросил: что вы курили? – сказал Роберт Такахаси, стоя в окружении темного золота банкетной комнаты. Его слова встретили вежливым смехом и несколько зловещим жидким покашливанием, затерявшимся между столами.

– И опять-таки, если бы кто-то сказал мне, что в небоскребы, стоящие посреди Нью-Йорка, врежутся угнанные самолеты, я бы спросил то же самое.

Ранее тем же вечером, когда Роберт репетировал эту речь в лофте Джоны, тот сказал ему, что тема терроризма уже не так актуальна и попахивает стереотипами. Но Роберт настоял, что об этом нужно сказать.

– Теперь, спустя шестнадцать лет после того, как я узнал о своем диагнозе, понял, что благодаря ингибиторам протеазы и внимательному подходу, ВИЧ уже давно перестал быть смертельным приговором, – продолжал Роберт. – Я благодарен фонду правовой опеки «Лямбда» за то, что они подыскали мне отличную работу, где я и работал все эти годы – на удивление вполне живой. Это было ужасное, страшное для меня время, но теперь наступила новая эра, хотя я думаю, мы и ее можем назвать очень тревожной.

Я тоже чувствую эту тревогу. Но не только ее. Кроме нее меня переполняет надежда. И жизнь. Последнее – особенно.

После были аплодисменты, кофе и горы желатинового десерта с тремя ягодами. Никто не любил эти десерты, и есть особо не стал – просто вяло поковырял. Следующую речь произнес французский ретровиролог. Последней выступала миниатюрная монахиня-активистка. Она тянулась к слишком высоко поднятому микрофону и потрясала кулачком. Джона и Роберт, облаченные в дорогие черные костюмы, которые в прошлом часто служили им похоронными, сидели во главе стола. Все займы и кредиты «Доминики», сделанные на рубеже двадцатого века, окупились – ее высокие потолки и обшитые деревом стены прекрасно позволяли устраивать благотворительные вечера, вроде этого. Близился конец февраля, все зимние развлечения в городе свернули, потому что ни у кого уже не был ни сил, ни желания всем этим заниматься. Но организатор мероприятия сказал, что раз уж мы не сдались СПИДу, значит, не сдадимся и террористам.

Логика не вполне просматривалась, но прошло уже достаточно времени, чтобы всеобщий страх немного улегся. Чувство постоянного ожидания, что очередное здание обрушится на землю, или что на Таймс-сквер упадет бомба, сменился дерзостью и непокорностью. Эти же чувства царили и на сегодняшнем вечере. Пожилые мужчины танцевали вместе – прямо как парни из восьмидесятых, которые собирались в «Лаймлайт», «Криско-Диско», или под куполом «Сейнт», похожим на звездное небо ^[21]. Со временем этих юношей стало намного меньше, но многие из них все еще держались за жизнь, а некоторые даже присутствовали на этом вечере, облаченные в строгие деловые костюмы.

В конце концов, Роберт Такахаси не умирал. По крайней мере, он так не думал. Он смог дожить до того момента, когда ингибиторы протеазы заменили зидовудин ^[22], и внезапно, к своему огромному удивлению, узнал, что с этой болезнью можно прожить очень долго. Никто из них не думал, что застанет нечто подобное. Они были уверены, что смерть будет только множиться и накапливаться, и это никогда не кончится. И все же даже теперь эта болезнь по-прежнему очень часто приводила к летальному исходу. Люди вели себя беспечно и неразумно, и были совершенно беззащитны перед ней. На других континентах эти лекарства все еще были недоступны. Мир умирал, и СПИД был тому виной, но надежда все еще оставалась. Смерть часто удавалось отбросить назад. Рейган давно сошел со сцены, и теперь был всего лишь растерянным стариком, который уже и не помнил, как поступал в то тяжелое время. Или, быть может, он помнил отдельные яркие моменты: