Одри Хепберн. Жизнь, рассказанная ею самой. Признания в любви - читать онлайн книгу. Автор: Одри Хепберн cтр.№ 31

Роберт встретил меня в аэропорту, у нас действительно состоялся настоящий роман, во время которого были забыты все правила приличия и Мел Феррер. Андерсон откровенно рассказал обо всем в романе «После», чем я была очень недовольна. Я сама быстро поняла, что вся его страсть — скорее порождение одиночества, чем настоящая любовь ко мне. Да, мы любили друг друга, но не настолько, чтобы бросить все и укрыться от людей, например, в дебрях Конго. Наверное, будь у нас с Мелом ребенок, я никогда не решилась бы на такой роман, но Шона тогда еще не было… А Феррер был далеко, он в дебрях Амазонки выбирал натуру для съемок «Зеленых предместий», в которых должен был как режиссер снимать меня в главной роли.

Я очень боялась встречаться с Марией Луизой, Лу, как ее называли друзья. Казалось, вся история настолько личная, что своими расспросами, рассуждениями я вторгнусь в запретное пространство, тем более речь шла о труднейшем выборе человека — сначала постриг в монахини, а потом отречение от сана. Я просто не понимала, о чем можно спрашивать такую женщину, все выглядело бы надуманно и фальшиво.

Кэйт и Лу разговорили меня сами, они принялись расспрашивать о Бельгии, об оккупации, о том, что для меня интересней всего в работе… Постепенно лед растаял, и мы по-настоящему подружились. Почему-то я думала, что монахини, даже бывшие, это почти статуи. Лу доказала мне, что монашеское одеяние и даже следование обету вовсе не превращает людей в марионеток, способных лишь следовать установленным правилам, оно лишь отсекает суетное, чтобы главным стало духовное.

Я прекрасно понимала, что сама ни за что не смогла бы принять постриг, а вот работать, помогая страждущим, могла бы, даже в очень трудных условиях. Лу сказала, что вот это понимание — главное в моей игре. Не нужно всем принимать постриг, но готовность служить людям мне еще пригодится.

Как она была права! Через много лет, снова оказавшись в Африке в качестве посла доброй воли ЮНИСЕФ, я не раз вспоминала свою наставницу по фильму «История монахини».

Мы подружились на всю жизнь, образовав, как нас называли, «союз ЗХ» — Халм, Хабетс, Хепберн. Эта душевная дружба даже за многие сотни километров по другую сторону океана не раз помогала мне переживать трудные моменты жизни, я знала, что Кэти и Лу душой всегда со мной.

К съемкам этого фильма мы готовились так, как я не готовилась ни к чему и никогда. Фред Циннеман вообще славился тщательностью подготовки своих фильмов, чтобы потом на площадке не искать мучительно нужную интонацию или построение сцены. Если бы так же были подготовлены съемки «Войны и мира», фильм получился бы на века.

Циннеман категорически не желал торопиться в период подготовки и все делал необычайно тщательно. Он лично поговорил с несколькими сотнями женщин, чтобы найти тех, кто будет играть в массовке. Очень многих Фред нашел среди римской аристократии. Когда шли съемки в студийном комплексе Чинне-чито, вокруг можно было наблюдать интересную картину. Одна задругой, словно во время какого-то важного дипломатического приема, к воротам подъезжали роскошные машины, из них выходили дамы и торопились в гримерные, чтобы переодеться в монашеские одеяния. Это княгини, графини, самые знаменитые светские львицы прибывали играть монахинь в фильме Циннемана! Между ними и настоящими монахинями, бывшими консультантками и наставницами на съемках, завязалась настоящая дружба.

Кроме того, он пригласил двадцать балерин из Римской оперы.

А основной состав съемочной группы режиссер просто отправил пожить в монастыри! Молитва в половине шестого утра, весьма скромный завтрак, целый день послушание и… молчание, потому что разговаривать до вечерней молитвы не полагалось. Да и после нее тоже… Стоял январь, и было сыро и промозгло, монастырские кельи практически не отапливались, а мы сами отказались от каких-то поблажек, потому просто синели от холода. Изо рта даже в кельях вырывался пар, но дрожь показать нельзя, может, потому на лице оставались одни глаза?

Вообще, когда попадаешь в монастырь, с тобой невольно начинает что-то происходить, что-то меняться внутри. Вот это «внутреннее спокойствие», к которому в самом начале фильма призывают всех новых послушниц, приводит к какой-то особенной сосредоточенности. Когда закрываются монастырские двери, даже понимая, что это не навсегда, поневоле отсекаешь от себя внешний суетный мир и начинаешь прислушиваться к внутреннему. Вот тут и зарождается это самое «внутреннее спокойствие». Не меньше добавляет и молчание.

После этого фильма я очень изменилась не только из-за переживаний, положенных по роли, но и научившись углубляться в себя. Однажды я сказала своей подруге Софии Лорен:

— У меня такое ощущение, что роль вычистила внутри меня многолетние завалы из мусора.

Она подтвердила:

— Одри, такое бывает, когда играешь духовные, а не развлекательные роли.

Если честно, то я совсем иначе стала смотреть и на старания Мела выразить что-то, не переживая ничего. Но я все равно любила мужа и хотела детей. А вот все остальное стало казаться таким мелким и недостойным переживаний! Я и раньше стремилась к душевному равновесию и спокойствию, но после фильма стала ценить это равновесие особенно.

Именно во время съемок «Монахини» я поняла, что погоня за шумным успехом вовсе не главное в жизни. Если ты по-настоящему хорошо делаешь свое дело, успех придет сам, зато даст тебе такое счастье, какого не получить в погоне за славой. Нам хотелось одного: создать фильм, достойный прекрасного романа Кэтрин Халм и судьбы Марии Луизы Хабетс, а еще, чтобы зрители правильно поняли нашу задумку.

Это был один из лучших периодов моей жизни, физически и даже эмоционально очень трудный, но прекрасный. О роли сестры Люк можно только мечтать; несмотря на успех других моих ролей, именно ее я и все, кто меня знает близко, считаем лучшей из сыгранных. Циннеман как режиссер великолепен, пусть он не снимал грандиозных проектов с многомиллионными бюджетами, зато делал духовно высокое кино. Фред и Рене Циннеман стали моими друзьями и наставниками на всю жизнь, у Фреда замечательная жена, без ее помощи и поддержки, прежде всего моральной, он ни за что не снял бы такие фильмы! Мы все в группе чувствовали заботу Рене.

Если в монастырских кельях в январе 1958 года приходилось стучать зубами, то в Конго стояла удушающая жара. Несмотря на множество сделанных нам прививок, приходилось опасаться самых разных болезней, на площадку то и дело заползали пауки каких-то немыслимых размеров или обнаруживались ядовитые змеи, какие-то жуки… Мы никогда не знали, нужно ли с визгом бросаться врассыпную от ящерицы или достаточно лишь посторониться, было ли пятнышко простым раздражением кожи из-за удушающей жары или это укус зловредного москита.

Но это оказалось не самым страшным. Куда тяжелее было работать в колонии прокаженных. Чтобы заставить себя войти на эту территорию и взять за руку того, кто обречен, с опасностью заразиться самой, нужно было свято поверить в защиту Господа и не играть роль сестры Люк, а хотя бы на время стать ею. Я вспоминала Мела, как он держался бы в подобных условиях? Разве можно играть, присутствуя на настоящей операции по удалению раковой опухоли или кесаревом сечении, когда на твоих глазах едва родившийся человечек умирает, а ты не можешь помочь?