За ростом итальянских городов-государств стояла финансовая искушенность и выдержка монголов в том, что касалось вопросов сбора налогов. Ряд источников указывает на то, что пошлины на экспорт товаров через Черное море никогда не превышали 3–5 % от общей стоимости.
Это была конкурентоспособная цифра, по сравнению с дорожными сборами и сборами на товары, проходящие через Александрию, – источники говорят о налогах в 10, 20 и даже 30 %
[759]. Каждый торговец знает, что рентабельность имеет огромное значение. Такие низкие налоговые ставки стали сильным стимулом для того, чтобы перевозить товары по Черному морю, и это способствовало тому, что этот путь стал важным способом сообщения с Востоком.
Чувствительная ценовая политика и целенаправленная политика сохранения низкого уровня налогов были признаками бюрократии монгольской империи, которую легко не заметить из-за жестокости и бессмысленного вандализма. На самом деле успех монголов заключался не в их жестокости, а в их готовности искать компромиссы и сотрудничать, а также в их неустанных усилиях поддержания системы, которая возрождала идею контроля из центра. Хотя персидские историки более позднего времени громогласно заявляли, что монголы отстранялись от процесса управления империей, предпочитая оставлять повседневные дела на других, недавние исследования показали, насколько они были вовлечены в каждую деталь повседневной жизни
[760]. Великим достижением Чингиз-хана и его преемников были не массовые разгромы, как считается, а дотошные проверки, которые позволили создать одну из величайших империй в истории, которая процветала веками. Неудивительно, что русские заимствовали множество слов, касающихся финансов, прямо из словаря монгольских управленцев. Аналогичная ситуация наблюдается и в отношении торговли и коммуникаций. Такие слова, обозначающие извлечение выгоды, как «бырыш», «деньги» и «казна», были переняты в ходе контактов с новыми хозяевами Востока. Почтовая система в России базировалась на монгольском способе быстро и эффективно доставлять сообщения с одного конца империи на другой посредством сети перевалочных пунктов
[761].
Благодаря гению монголов основы для долговременного успеха были заложены с самого начала. Когда Чингиз-хан и его преемники расширяли свои владения, им приходилось включать в существующую систему новых людей. Племена намеренно разбивались, а их привязанности перефокусировались на военные подразделения и прежде всего на верность монгольским правителям. Отличительные черты племен, такие как традиции причесок, были искоренены, вместо этого был насильно введен стандарт внешнего вида подданного. Подчиненные и завоеванные народы были разбросаны по всей территории, находящейся под контролем монголов, чтобы ослабить узы языка, родства и происхождения и облегчить процесс ассимиляции.
Чтобы поддержать новый порядок, вместо этнических имен и названий были введены новые. Все это, в свою очередь, было усилено централизованной системой наград и распределения добычи: здесь имела значение близость к правящей династии, что порождало жесткую миритократию, в которой успешные генералы получали богатую добычу. Те же, которые не смогли достигнуть успеха, были быстро устранены
[762].
В то время как племенные различия уничтожались, в отношении религии монголы проявляли просто замечательную лояльность. В вопросах религии монголы были очень расслаблены и терпимы. Еще со времен Чингиз-хана свите вождя было разрешено практиковать любую религию, которую им хотелось. Как писал один персидский автор несколько позже, сам Чингиз-хан «уважал мусульман, но в то же время держал во внимании христиан и “многобожников”, то есть буддистов». Что касалось его последователей, то они были вольны руководствоваться своей совестью и в вопросах выбора религии были предоставлены сами себе. Некоторые из них избрали ислам, другие – христианство, были и те, которые следовали верованиям своих отцов и дедов, так и не склонившись ни к какой религии
[763].
Вскоре здесь появились миссионеры, которые приезжали на Восток, чтобы обращать людей в свою религию
[764]. Гильом де Рубрук с удивлением встречал священников по всей Азии по пути к монгольскому двору, но еще больше он удивился, когда увидел, что они соглашаются благословлять белых лошадей, когда каждую весну собираются возле Каракорума. Более того, такие благословения были больше похожи на языческие ритуалы, чем на христианские
[765]. Однако это были частные случаи, которые не отражали всю полноту картины успешных обращений. К тому времени как контакты между Европой и Центральной Азией стали теснее, на Востоке снова стали возникать епархии, в том числе и на территории степей. На севере Персии стали строить монастыри, например в Тебризе, который стал домом для процветающего ордена францисканских монахов
[766]. То, что им было позволено процветать, говорит о терпимости и расслабленном отношении монголов к религии.
На самом деле они зашли гораздо дальше. В конце XIII века папа отправил к Великому хану Джованни Монтекорвино с письмом, в котором «предлагал хану принять католическую религию Господа нашего Иисуса Христа». Хотя его миссия не имела успеха, он обратил достаточно много народу.