Когда религиозная гармония казалась достижимой, все снова поменялось. После скоропостижной смерти Великого хана Гуюка в 1248 году среди монголов разгорелась борьба за наследие, и это потребовало времени.
Как только это произошло, Армения и Византия получили уверения в том, что в ближайшем будущем не будет нападений. Согласно Гильому де Рубруку, в последнем случае это произошло потому, что монгольский посланец, которого отправили в Византию, был подкуплен и вмешался, чтобы предотвратить нападение
[741]. Византийцы отчаянно пытались отвлечь от себя внимание монголов и делали все, что возможно, для предотвращения атак. В 1250-х годах, например, еще одна делегация, отправленная из Каракорума, преодолевала сложные маршруты Малой Азии в сопровождении византийских проводников. Кроме того, перед встречей с императором им был продемонстрирован марш имперской армии. Это были отчаянные попытки убедить монголов в том, что не стоит нападать на империю, а также в том, что, если они все же решатся на этот шаг, их будет ожидать сопротивление
[742].
На самом деле монголы решили отказаться от нападений по ряду причин: ни Анатолия, ни Европа не находились в фокусе их внимания потому, что были гораздо более «жирные» цели. Делегации постоянно отправлялись в те регионы, что остались от Китая, пока, наконец, в конце XIII века китайцы не сдались. Монголы стали преемниками императорской династии Юань и основали новый город на месте старого Чжунду. Теперь он стал столицей монголов, которая должна была стать достойным завершением того, что было достигнуто в целом регионе между Тихим океаном и Средиземноморьем. Этот новый мегаполис сохранил свое название до сих пор – Бейджин (Пекин).
Другим крупным городам также было уделено большое внимание. Новый хан Мунке сконцентрировал силы на жемчужинах исламского мира. Города один за другим сдавались, и монгольская волна хлынула на запад. В 1258 году они достигли стен Багдада и после краткой осады опустошили город. Они пронеслись по городу, «как голодные соколы нападают на голубок, или как яростные волки, нападающие на стадо овец», писал один из авторов вскоре после этого. Жителей прогнали через улицы города, при этом «каждый из них стал марионеткой». Халиф аль-Мустасим был захвачен в плен, завернут в ткань и насмерть затоптан лошадьми
[743]. Это был символичный момент, который показывал реальную расстановку сил в мире.
Во время этих завоеваний была собрана большая добыча и множество богатств. Согласно источникам с Кавказа, которые были написаны союзниками монголов, победители буквально «тонули под весом золота, серебра, драгоценных камней и жемчуга, тканей и дорогой одежды, посуды и ваз из золота и серебра, так как брали они только эти два металла, драгоценные камни, жемчуг, ткани и одежду».
Захват тканей имел особое значение. Так же, как и во времена хунну на пике их могущества, шелк и дорогие материалы играли решающую роль в отделении элиты племени и высоко ценились. Монголы часто требовали специальной дани в виде золотых тканей, пурпурной кисеи, дорогой одежды и шелка. В разных случаях были предусмотрены различные виды дани, например домашний скот, дамасская сталь, золотые ткани и дорогие украшения. «Одежды из шелка, золота и хлопка» требовались в таких невероятных количествах и такого качества, что один из ведущих ученых в этой области сравнил их требования с подробным списком покупок, который был «одновременно требовательным и удивительно проработанным»
[744].
Едва нашлось время, чтобы переварить новости о разорении Багдада, как монголы снова появились в Европе. В 1259 году они продвинулись до Польши и разгромили Краков, а затем отправили в Париж делегацию с требованием сдачи Франции
[745]. В то же самое время отдельная армия отправилась из Багдада в сторону Сирии и Палестины. Это вызвало панику среди латинян, живущих на Востоке, где христианские позиции на Святой земле были усилены новым всплеском активности крестоносцев в середине XIII века. Хотя масштабная экспедиция императора Священной Римской империи Фредерика II и короля Франции Людовика IX, хоть и ненадолго, вернула Иерусалим в руки христиан, лишь у немногих были иллюзии насчет того, насколько хрупкими были троны Антиохии, Акры и других городов.
До появления монголов казалось, что угроза исходит из Египта и представителей агрессивного режима, которые захватили там власть. Иронично, но новые властители Египта оказались людьми примерно того же толка, что и сами монголы, – кочевниками из степи. Подобно тому, что произошло в Аббасидском халифате в Багдаде, который был захвачен своими же рабами, солдатами, набранными из тюркских племен в степях, случилось и в халифате Каира в 1250 году. Новые господа Египта известны как мамлюки, они происходили от рабов (мамалик), которые были захвачены в племенных союзах к северу от Черного моря и проданы в портах Крыма и Кавказа для службы в египетской армии. Среди них были выходцы из монгольских племен, которые были захвачены как рабы, или wāfidīyah – в буквальном смысле приезжие, бежавшие от гнета господствующих фракций в местных междоусобицах, которые были нередким явлением в степях, и нашли убежище в Каире
[746].
Средние века в Европе традиционно считаются эпохой крестоносцев, рыцарства и возрастающей власти папства, но все это было не более чем декорацией для тех битв титанов, которые происходили на Востоке. Племенная система позволила монголам прийти почти к мировому господству. Они завоевали практически всю азиатскую часть континента. Европа и Северная Африка оказались абсолютно открыты. Удивительно, что лидеры монголов сконцентрировались не на первом, а на втором варианте. Проще говоря, Европа не являлась лучшим из призов. На пути монголов к контролю над Нилом, богатым сельскохозяйственным и производственным центром Египта, находящимся на перекрестке торговых путей, идущих во всех направлениях, стояла армия под командованием человека, который происходил из тех же самых степей. Это было не борьбой за превосходство, это был триумф политической, культурной и социальной системы. Битва за средневековый мир происходила между кочевниками Центральной и Восточной Азии.