Зеркальный вор - читать онлайн книгу. Автор: Мартин Сэй cтр.№ 151

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Зеркальный вор | Автор книги - Мартин Сэй

Cтраница 151
читать онлайн книги бесплатно

— А как умер мой брат?

— В него попало ядро, выпущенное с центральной батареи османской галеры. Это большой круглый камень весом примерно в полсотни фунтов. Видимо, при выстреле ядро раскололось — я потом видел осколки камня, торчавшие из обшивки в стороне от его траектории. Если бы орудие выстрелило в тот момент, когда их галера находилась между волнами, а не на гребне, снаряд разнес бы палубу и погибли бы многие наши, включая меня. А так ядро пролетело чуть выше. Только что ваш брат стоял рядом со мной — и в следующий миг его не стало.

— Вы смогли осмотреть его останки прежде, чем ваш корабль был захвачен?

— Я пытался это сделать, синьорина. Но от него почти ничего не осталось. Я глубоко сожалею.

Она кивает. Поза ее предполагает скорбь, но лицо ее отражает лишь сильное волнение. И опустошенность.

— Они казнили всех знатных пленников, — говорит Перрина. — Стало быть, Габриель умер бы все равно, даже уцелев в бою.

— Да. И я порой утешаю себя этой мыслью. То ядро спасло его от более мучительной смерти, а заодно и от унижения.

Она замолкает, теребя руки на коленях как будто в попытке их согреть, хотя в комнате совсем не холодно. Или все-таки холодно? Гривано, в его нынешнем состоянии, судить трудно. Он открыто разглядывает Перрину, стараясь запомнить каждую деталь ее внешности — губы, лоб, ступни, — однако все им увиденное быстро соскальзывает в забвение, как струи дождя, стекающие с голой скалы. Впрочем, ему известно, что глаза играют далеко не главную роль в процессе запоминания. Он борется с искушением уткнуться носом в ее волосы, взять ее ладони и рассмотреть начертанные на них судьбой линии. Возможно, больше они не увидятся: начиная с завтрашнего дня в его планах уже нет места для встреч с этой девушкой.

— А что случилось с вами? — спрашивает она. — После того, как вас захватили турки?

Гривано пожимает плечами:

— Мне, можно сказать, повезло. Я не стал гребцом на турецких галерах, как многие мои соратники. Поскольку я был еще очень молод, меня сочли годным для перевоспитания и службы в корпусе янычаров. Вместе с ними я сражался и переносил тяготы походов в далеких землях, о существовании которых ранее даже не подозревал. Я выучил турецкий язык, а также язык арабов и впоследствии стал переводчиком.

— А потом вы сбежали.

— Да. Я обманул их доверие и совершил побег. Хотел бы я сказать, что мой выбор был легок и прост, но это было не так. К тому времени почти половину своей жизни я провел среди турок. Дом моего детства и моя семья — все это было давно потеряно. Страны, в которых я надеялся обрести свободу, стали для меня чужими. Тот мир, в котором я был рожден, уже не смог бы меня опознать, как и я не узнал бы его.

— Человек без семьи здесь никто, — говорит Перрина. — Хуже чем никто: он мертвец. Бестелесный образ. Привидение.

Она произносит это ровным голосом, со спокойным лицом, но Гривано чувствует за этим пламя ярости — чистое и прозрачное до невидимости, что свойственно лишь самому жаркому огню.

— Да, — говорит он, — я уверен, что вы меня понимаете.

— Почему вы вернулись?

Гривано смотрит вниз на свои колени, потом на пол. Опьянение постепенно проходит, он становится вялым, отяжелевшим, и ему все труднее сохранять баланс между правдой и ложью.

— По прошествии лет, — говорит он, — мы порой обнаруживаем, что самые важные, ключевые решения в жизни были приняты нами походя, незаметно для нас самих. Примерно так же нечто, вблизи казавшееся нам всего лишь хаотичным сочетанием цветных стеклышек, потом при взгляде издали складывается в мозаичную картину. Однажды ночью ко мне пришел человек и сказал, что ему удалось выкрасть из турецкого хранилища содранную кожу Маркантонио Брагадина, героя Фамагусты. Он попросил меня о помощи, и я согласился. Все дальнейшее стало следствием этого с ходу принятого решения.

Какое-то время они проводят в молчании. Величальная песнь Богородице, исполняемая хором, доносится из монастырской церкви. Монашка в дальнем конце комнаты продолжает вязать. При этом ее нетерпеливое раздражение обволакивает их, как густой туман.

— Вскоре и мне предстоит ключевое решение в жизни, — говорит Перрина.

— Вы о принятии пострига?

Перрина кивает.

— Мне двадцать лет от роду, — говорит она. — Я воспитывалась в этом монастыре с восьми лет. Большинство из нас выходит замуж или становится монахинями до шестнадцати лет. И я ощущаю все возрастающее беспокойство настоятельницы по моему поводу. Она давно уже выбрала для меня новое имя и надеется вскорости совершить обряд. Об этом она регулярно напоминает мне на протяжении последнего года, и даже ее немалый запас терпения начинает иссякать. У меня нет слов, дотторе, чтобы описать вам, как отчаянно я желаю выйти на свободу из этого унылого гарема Христа. Я готова…

Теперь ее глаза, обсидианово блестящие сквозь вуаль, находят глаза Гривано.

— …готова на все, чтобы только выбраться из этого места. Я готова на все.

Гривано бросает тревожный взгляд на монахиню, но на лице ее сохраняется прежнее скучливо-недовольное выражение.

— Не волнуйтесь насчет сестры Перпетуи, дотторе, — говорит Перрина. — Она очень строга и благочестива, но притом туговата на ухо. Нам, узницам Санта-Катерины, повезло, что именно ее поставили над нами надзирать.

— Насколько я понял, — говорит Гривано, — у вас нет особой склонности к монашеству.

— Если вы пройдетесь по кельям этого монастыря, дотторе, вы найдете здесь от силы дюжину искренне желающих уйти от мира. В большинстве своем мы — лишние дочери влиятельных семей Республики, выданные замуж за Христа, ибо для нашей родни это лучшая возможность сэкономить на приданом без ущерба для фамильной репутации. В свободные часы между молитвами мы развлекаемся сценками, изображая соперничество наших семей во внешнем мире, — но без кровавых последствий, конечно. А наименее безмозглые из нас, избегая высокородных подружек, вместо этого водятся с раскаявшимися блудницами, которым отлично известны сложности жизни за этими стенами, которые знают массу веселых песен и занимательных историй и которые могут нас научить, как наилучшим образом доставить удовольствие мужьям и возлюбленным, если нам когда-нибудь повезет обзавестись таковыми.

На этом месте Гривано, слегка опомнившись, закрывает разинутый от удивления рот.

— Впрочем, я редко участвую в этих беседах, — продолжает Перрина. — В основном я провожу свободные часы за книгами, какие удается раздобыть, или предаюсь разным невероятным фантазиям. Хотите узнать самую постыдную из них, дотторе, — ту, что неотступно преследует меня в последние дни? Рассказать о ней я не решилась бы никому, кроме вас. В этой фантазии корабль, везший с Кипра мою маму и сестру, не добрался до владений Республики, а был захвачен в море османскими корсарами, и я появилась на свет не в душном уюте палаццо Контарини, а в Константинополе и потом стала одалиской в серале. Далее, конечно, я воображаю, как молодой султан, оценив скромный ум, доставшийся мне от природы, и красоту, каковой я в реальности не обладаю, сделал меня своей фавориткой. Вы краснеете, слыша эти речи, дотторе, а вот я даже не краснею, их произнося. Может, чуть менее постыдным для меня было бы внести в эту фантазию одно небольшое изменение, представив, что я родилась в серале мальчиком? То есть пожелать, чтобы моя жизнь сложилась примерно так же, как ваша? Однако вообразить такое мне не удается.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию