Уж замуж невтерпеж - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Степнова cтр.№ 28

– Не надо палить в потолок! – крикнула я, и мы побежали по темному коридору назад, к лестнице, где был этот чертов рубильник. Этот маршрут я могла бы уже проделать с завязанными глазами в любом направлении.

Балашов подбежал к злополучной дверце первым. Я включила фонарик и, помогая ему, шарила по стене ярким лучом.

Дверца была открыта. Кто-то так торопился, что закрыть ее не успел. Балашов рванул на себя рубильник. За мгновение до того как зажегся свет, мы услышали какой-то шум. Даже не шум, колебание воздуха. Так падает лист бумаги с небольшой высоты. Голубоватый свет резанул мне глаза. И почему он раньше казался таким тусклым?

Балашов, с неожиданной легкостью для своих габаритов рванул вниз по лестнице, перескакивая через ступеньки и подняв руку с оружием вверх. Проклиная Кирины каблуки, я побежала за ним, впервые серьезно подумав, а не набрать ли 02?

В коридоре никого не было.

И в холле никого не было.

Я зачем-то водила фонариком по стенам, будто дополнительный свет мог как-то помочь.

Балашов ворвался в комнату для прислуги – в свой первый заход мы успели осмотреть на первом этаже только его кабинет.

Никого.

Он закрыл дверь на ключ и ринулся дальше. С бильярдной все было ясно, она закрыта, кабинет тоже. Детская, комната эконома, туалеты – пусто и тихо. Словно кто-то невидимый решил поиграть с нами, ходит рядом, смеется и творит свои страшные безобразия. Последней комнатой, которую Балашов проверил и закрыл на ключ, была кухня.

– Подвал! – напомнила я, и он побежал куда-то под лестницу, в полумрак.

Под лестницей я увидела тяжелую железную дверь с навесной щеколдой снаружи. Дверь была открыта, за ней – черная дыра.

– Там, – задохнувшись, крикнул Балашов, щелкнул выключателем у наружного косяка, и понесся вниз по крутой лестнице, целясь из пистолета в неизвестность.

– Стой! – закричал он кому-то.

– Стой! – заорала я ему, понимая, что он нарвется на пулю раньше, чем сам успеет выстрелить. – Стой! Нужно просто закрыть эту дверь и вызвать ментов! Стой!

Но он уже скрылся из вида и я, как последняя дура, поскакала за ним вдогонку, перелетая через ступеньки, теряя Кирины туфли. Не удержавшись на ногах, остаток пути я пролетела словно в детстве с горки, задницей пересчитав все ступеньки и обогнав Балашова. Он нагнал меня, перемахнул словно бегун препятствие, даже не притормозив, и помчался дальше, по просторному подвалу, размахивая пистолетом как в дурацком боевике. Здесь действительно стояли стиральные машины и какие-то здоровые корзины, наверное, для белья. Балашов нырнул за одну из них, когда сверху раздался скрип тяжелой двери, лязг щеколды и погас свет.

Темноту подвала было не сравнить с темнотой коридора, в которой мы пробегали полночи. Во всяком случае, я поняла, что такое «темно как в могиле». Еще я поняла, что нас обставили как последних идиотов, что ловушка захлопнулась, и что... сбылась моя мечта посидеть в темном и тихом подвале. Пока я об этом думала, Балашов что-то громко крикнул, но что именно, я не поняла. Я услышала, как он взлетел по лестнице, как стал колотить в дверь кулаками и орать: «Откройте, уроды!». Так Кира недавно орала нам.

– Молчи, – сказала я ему, – молчи. Нет никакого смысла орать.

Нащупывая руками и коленками ступени, я поползла наверх. Я достала из кармана фонарик, зажгла его, но почему-то он горел очень тускло. Так тускло, что становилось тошно от мысли, что этот свет – все, что положено нам в этой могиле.

– Нас закрыли, – задыхаясь, сообщил мне Балашов, когда я доползла до него.

– Точно, – согласилась я.

– Подвал запирается на чугунную щеколду снаружи, свет включается там же, – продолжал он меня просвещать.

– Я догадалась.

– Выключи фонарь, батарейки садятся. Может, он нам еще пригодиться.

Мне понравился его оптимизм. Пропадать в этом подвале не хотелось даже с «самим Балашовым».

– Может, он еще пригодиться, – повторила я и послушно выключила фонарь.

Мы помолчали. В темноте я нащупала его жесткую руку. Я имела на это право – было страшно, было темно. Было невообразимо страшно и неправдоподобно темно. Поэтому я взяла его руку, потом вторую, с пистолетом. Он их не отнял. Он температурил теперь в моих руках, и от этого мне стало теплее. И не очень страшно. И не так темно.

– Балашов, миленький, давай ты сейчас подумаешь, что это такое может происходить! Давай, ты вспомнишь, кого обидел, кто тебя обидел. Кому ты должен и кто должен тебе. Кого ты ненавидишь, и кто ненавидит тебя. Давай, ты поймешь, кто это может быть и чего он хочет! Только не спрашивай меня – кто. Я не знаю. Я подарок от госпожи Булгаковой и Андрона. Ты прав, я играла в свои игрушки. Но они не такие жестокие как эти. Что там натворил Виктор в твоем бизнесе? В чем он признался в твоем кабинете? Почему этот дом не твой? Чего хочет этот невидимый убийца? Если просто подставить тебя, то почему не уходит, ведь он уже натворил дел! Убить всех и тебя тоже? Зачем? Давай, ты вспомнишь, подумаешь, поймешь. Очень трудно искать черную кошку в темной комнате, особенно... если это не кошка!

Балашов молчал. Если он опять впадет в ступор, дела мои плохи.

– Ну, не хочешь говорить, не надо. Знай все себе сам потихонечку. Может, это и не мое дело. Как отсюда можно выйти?

– Никак, – подал Балашов голос.

– Никак, – повторила я, отпустила его горячие руки и села на холодные ступеньки. – Отсюда никак не выйти, ты ничего не хочешь мне рассказывать, мы просидим здесь долго и умрем в один день.

– Не бойся, девочка, – вдруг сказал Балашов и сел рядом. – Не бойся. Я здоровый, сильный, у меня есть оружие, я что-нибудь придумаю.

Он сказал это как тот Балашов, который был мне нужен.

Он встал и выстрелил в дверь. Пуля, отрикошетив от металла, просвистела у моего виска. Я упала ничком на ступеньки и крикнула этому борову:

– Ты опять палишь в потолок!

– В замок! – на полном серьезе поправил он.

– Тьфу! – заорала я. – Не бойся девочка! Мы что-нибудь придумаем! Ты чуть меня не убил!

– Ну извини, – сказал Балашов и сел рядом со мной.

– Сколько патронов у тебя осталось? – как заправский боевик спросила я.

– Не знаю, – ответил здоровый сильный мужик с оружием.

– Ну и ладненько. Не бойся, дяденька, я умная, ловкая, сильная, я спортом занималась, у меня есть дохленький фонарик и ты с оружием, я что-нибудь придумаю!

– Знаешь, – вдруг сказал Балашов, – я в детстве очень боялся темноты. Не темноты, а ... темноты.

– Я понимаю, о чем ты говоришь.

– Да. Как-то в детстве, перед Новым годом, я переболел гриппом. Родители меня потом долго кутали и пугали каким-то осложнением. Я не понимал, что это такое, но догадывался, что что-то очень страшное, раз все об этом столько говорят и так этого боятся. На каникулы меня отвезли в деревню, к бабке. Там были свои порядки: в четыре утра бабка топила печку, заваривала какие-то немыслимые чаи на травах, а малиновое варенье у нее из банок не выливалось – выковыривалось. Такое густое, и сумасшедше вкусное. А еще на ночь она всегда закрывала ставни. Они запечатывали окна наглухо, снаружи не проникало никакого света, даже утром. Я проснулся как-то под утро и чуть не умер от страха. Понял, вот оно – «осложнение»! Я ослеп. Потому что так темно не бывает, все равно хоть что-то в темноте видно: контуры, тени. А тут – равномерный черный занавес. Я заорал: «Баба, у меня осложнение! Я ослеп!»