– Не густо для магната.
Я не знала, как должно быть густо, но решила, что это – не густо.
– Я и не магнат. Мне хватает. И Эле хватает.
Про Киру он ничего не сказал.
Я порассматривала второе кольцо. Зеленый камень, наверное – изумруд. Вокруг россыпью, кажется – бриллианты. Интересно, когда наступает момент, когда всего хватает настолько, что становится скучно? Я поскучала бы так годик-другой.
– Хочешь не хочешь, а придется выяснять, кто это здесь хозяйничает, – сказала я Балашову.
Балашов пожал могучими плечами.
– Или позвоним 02?
Балашов снова пожал плечами. У него было серое, безучастное лицо, и черные дыры вместо глаз – без мысли, без чувства, без зрения.
– Эй!!! – крикнула я. – Какие мы нежные! Ой, нам изменила жена! Караул, убили зама, да так, что дураку понятно – это я его убил, и всем хорошо известно за что! Ужас и кошмар! В шкафу новогодний подарочек – зарезанный эконом Палыч! А ведь он уехал, «я сам видел»! Остается или застрелиться, или сесть в тюрьму. Что тебе больше нравится?! Бизнес это бизнес, дом это дом! Да ни фига! «Да, Кирочка! Конечно, Кирочка!» Тебя дома перестали уважать! Наверное, в бизнесе тоже самое! Как там Виктор сказал? «Ты все просрал, потому что всегда палил в потолок»?! Эй! Магнат! Молоти своими толстыми лапами! Неужели у тебя все в жизни было так хорошо, что никогда не приходилось выкручиваться?!
Я орала и кривлялась, я уже готова была сделать свое фирменное сальто, чтобы он очнулся. Я устала, задохнулась, но добилась, что в его черных дырах что-то вспыхнуло – злость или удивление, разбираться было некогда.
Он подскочил ко мне и залепил такую оплеуху, что в глазах начался звездопад. Наверное, он никогда не бил женщину, потому что перехватил сам себя за руку и с ужасом уставился на меня: не упаду ли я бездыханная рядом с его экономом. Я не упала.
Я подождала, когда яркие точки рассеются в глазах, открыла дверь и потянула его в черную пасть коридора, прокладывая себе дорогу фонариком.
– Пошли! Нельзя плясать под чужую дудку!
Балашов, тяжело ступая, потащился за мной как бегемот, вынужденный выйти из воды на жаркую сушу. Он выключил в спальне свет, и закрыл ее на ключ, тот самый, что лежал у него в кармане пиджака.
* * *
Мы вернулись на лестницу. Балашов сам повернул рубильник, и свет зажегся снова. Мы обошли все комнаты на втором этаже, мы включили там свет, но никого не обнаружили. Мы проверили даже мансарду, шаря фонариком по неотделанным стенам, зашли в ванные комнаты, но и там не было признаков чужого присутствия.
Кира молчала, наверное, напилась и заснула.
Тогда мы вернулись на первый этаж. Балашов толкнул дверь кабинета. Так себе был кабинетик – никакой роскоши. Черный офисный стол, компьютер, не самое крутое кожаное кресло, книги, много книг на полках, на корешках большинства из которых я заметила слово «педагогика». На окнах – простые плотные жалюзи, почему-то черные.
Единственным необычным предметом в кабинете была клетка с попугаем, но и попугай не оправдывал свою роскошную породу «какаду» – был чахлым, мрачным, и почему-то очень грязным. Как будто его белым тельцем регулярно протирали мебель от пыли. Впрочем, может, это был просто очень старый попугай. Он наблюдал за нами черными глазами, и если бы не вековая мудрость в них, я бы сказала, что он очень похож на Балашова – носатый, черноглазый, мрачный.
Балашов осмотрел кабинет, заглянул за черные жалюзи и под стол, брезгливо открыл высокий черный шкаф, где хранились какие-то папки, но ни живых, ни мертвых там не обнаружил. Тогда он взял с кресла большой черный платок и бросил его на клетку.
– Зачем? – удивилась я.
– Он орет. Болтает, что попало. Я его купил в Монако для Эли, мы его долго учили говорить, но так ничего и не добились. Как-то уехали все в отпуск и оставили его на попечение охранникам. Когда приехали, он научился говорить, но всего одну фразу.
– Какую?
Балашов промолчал, сказал только:
– Больше он в детской не живет.
Я приподняла платок, открыла дверцу, и сунула в клетку палец. Мне очень захотелось узнать, что за фразу говорит попугай и почему он больше не живет в детской.
И тут послышался стон. Или скрип. Или свист петарды, донесшийся из-за пределов коттеджа: все-таки где-то праздновали Новый год. Мы замерли с Балашовым как собаки в стойке. Он выдрал у меня из руки пистолет и рванул к выходу. Скрип, стон, или свист повторился. Балашов понесся по коридору на этот звук как тяжелый снаряд к цели, я едва поспевала за ним на высоких Кириных каблуках. В просторном пустом холле, прямо перед входной дверью лежал...
Там ничком лежал и громко стонал Дед Мороз.
Он был правильно одет – красный бушлат, длинноверхий колпак с белой оторочкой, шикарные красные сапоги в серебристых звездах. Руки у него были связаны за спиной его же поясом, наспех и неумело. Толку от такого связывания не было никакого, но кто-то решил, что толк есть.
– Вы ранены? – крикнула я, склонившись над ним.
Дед Мороз опять застонал, как тяжелая дверь, которую не открывали сто лет.
– Кажется, его чем-то огрели, – сказал Балашов, развязывая Морозу руки.
– Или напоили, – добавила я, нюхая воздух.
– Нет, огрели. Вон той вазой, – Балашов ткнул пальцем величиной с банан в большую напольную вазу, которая валялась на полу. – Эй! Вы можете говорить?!
– Могу, – вдруг отчетливо произнес Дед Мороз, крутанулся на спину и уставился в белые потолочные плиты. Он оказался лет двадцати, с детскими синими глазами; его красный накладной нос съехал на ухо, а борода на правую щеку.
– Вы от госпожи Булгаковой и Андрона? – светским тоном осведомился Балашов.
– Только больше не бейте! – взмолился юный Дед Мороз. – Я подарки вам принес!
Он с ужасом уставился на пистолет в руках Балашова. Балашов спрятал пистолет в карман, давая понять, что не собирается его применять.
– Как вы сюда попали? – спросила я Мороза.
– Я подарки вам принес, – грустно повторил он.
– Кто вам открыл дверь? – рявкнул Балашов.
– Швейцар. И тут же ударил меня по голове, – жалобно объяснил юнец.
Я вытаращилась на Балашова, Балашов на меня.
– У меня в штате нет швейцара, – читая мои мысли, сказал мне Балашов.
– Значит, уже есть, – сообщила я ему и попыталась допросить Деда Мороза:
– Как он выглядел?
– Кто?!
– Швейцар!
– Откуда я знаю?
– Но он же открыл дверь и ударил вас по голове! Вы сами сказали.