Адмирал Колчак. Жизнь, подвиг, память - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Кручинин cтр.№ 94

Вернемся, однако, к адмиралу Колчаку. Именно его уважение к тем нормам, которые были установлены в процессе государственного строительства, создает уверенность в том, что после возвращения России к законности и правопорядку Александр Васильевич подчинился бы решению представительного собрания о дальнейшей судьбе страны и характере государственной власти, каким бы это решение ни было. К сожалению, мы практически ничего не можем сказать о личных взглядах адмирала на последнюю проблему. То и дело в его речах звучат слова о республиканском устройстве будущей России, но они так тесно соседствуют с «общедемократической» фразеологией (чрезвычайно странной для Колчака, как отмечалось выше), что не выглядят убедительными. «Невозможность возвращения к старому», о чем также упоминал Верховный Правитель, с равной вероятностью может быть отнесена и к принципиальным вопросам государственного строя, и к конкретной практике Императорского правительства последних предреволюционных лет. Интересно, кроме того, что в то время, как русские сотрудники Колчака в своих суждениях о нем основываются на словах об Учредительном Собрании и создают «демократический» портрет Верховного Правителя, – иностранные представители часто предпочитают рисовать его в «реакционных» тонах.

Командующий американским контингентом на Дальнем Востоке генерал У.Грэвс 13 декабря 1918 года сообщал в свое военное министерство со ссылкой на «представителей демократических слоев» русского общества: «… Адмирал Колчак применяет те же методы управления, которые использовались при царизме… Поскольку мы находимся здесь, то реакционные российские группировки хотят воспользоваться нашим присутствием для реставрации автократической ^[96]формы правления…» Американский поверенный в делах 24 января 1919 года писал из Токио государственному секретарю, что деятельность Колчака представляет собою «реакционный эксперимент». Разумеется, здесь легко увидеть влияние противников адмирала из «революционно-демократического» лагеря; но и генеральный консул США Э.Гаррис, весной 1919 года отмечавший, что «в окружении Колчака нет реакционеров и монархистов, как это повсюду полагают», в одном из следующих сообщений уже несколько противоречил сам себе: «Колчак, по-видимому, искренне взял на себя обязательство осуществить во имя блага России реорганизацию политической системы на либеральной основе, лично являясь сторонником [скорее] конституционной монархии, нежели республики, но отнюдь не старого режима… Подлинные реакционеры, сразу же оказавшиеся вблизи Колчака, не играют ведущей роли, и, по всей вероятности, он не считает целесообразным идти на немедленный разрыв с ними».

Монархические настроения часто связывались в те дни с фигурой и окружением Атамана Семенова. Возможно, именно этим объяснялся следующий пассаж речи Колчака, произнесенной 23 февраля 1919 года, когда конфликт Омска с Читой еще далеко не был изжит: «Большевизм справа, как отрицание морали и долга перед родиной и общественной дисциплины, базирующийся на монархических принципах, но в сущности имеющий с монархизмом столько же общего, сколько большевизм слева имеет общего с демократизмом, подрывающий государственные основы страны, еще много времени после этого (после свержения большевизма. – А.К.) потребует упорной борьбы с собой». Чрезвычайно показательным кажется здесь, что Александр Васильевич противопоставляет фальшивому монархизму – некий подлинный монархизм, по сути дела совпадающий с его понятиями о патриотизме и имеющий своею задачей моральную победу, преодоление темных инстинктов. А в свете этого и слова из июньского письма Колчака генералу Богаевскому о задаче «довести нашу общую мать – Единую, Великую Россию до создания Власти, отвечающей воле Русского народа, способной дать спокойствие и мир исстрадавшейся Земле Русской» (и ни слова о «народоправстве», «волеизъявлении» и проч.!) – могут уже быть прочитаны отнюдь не как свидетельство в пользу «демократизма» адмирала Колчака.

Не забудем (хотя и не станем придавать чрезмерного значения – ведь кроме политики или мировоззрения побудительным мотивом может быть и простое человеколюбие) и то внимание, с которым Александр Васильевич отнесся к расследованию убийства большевиками Царской Семьи. Общее руководство и надзор за ходом следствия был в январе 1919 года поручен генералу Дитерихсу, пользовавшемуся репутацией монархиста, но Колчак часто предпочитал общаться непосредственно с судебным следователем по особо важным делам Н.А.Соколовым. Верховный Правитель предписал «всем военным, гражданским, железнодорожным властям» оказывать следователю «всемерное содействие к беспрепятственному его передвижению на всей освобожденной территории России», а его служебный вагон объявил не подлежащим «никаким осмотрам». Как пишет помощник Соколова, адмирал «особенно живо интересовался… судьбой вел[икого] кн[язя] Михаила Александровича», и контроль Колчака за ходом следствия даже заставил одного из преступников утверждать, будто и само следствие велось едва ли не лично адмиралом.

Была ли связана с неопределенностью, сохранявшейся до окончания расследования, еще одна многозначительная деталь? Обратим внимание на «Правила награждения офицеров, военных врачей, военных чиновников, военных священников и солдат орденами и другими знаками отличия», утвержденные Колчаком 8 февраля 1919 года, и подчеркнем, что наиболее важным в них кажется даже не столько сам факт восстановления награждений, сколько ограничения, которые Верховный Правитель накладывает на собственные прерогативы в этой сфере.

Отменив награждения «Георгием с лавровой ветвью» (офицеров – солдатскими крестами по приговору солдат и солдат – орденом за подвиг «при исполнении обязанностей соответствующих начальников»; награда была учреждена Временным Правительством), Колчак возвращается к до-Февральской ситуации, причем столь решительно, что запрещает даже носить полученные ранее награды «с веточкой»; отказавшись от награждений орденом Святого Станислава – очевидно, как польским по происхождению, – должно быть, делает жест доброй воли по отношению к новообразованному польскому государству; наконец, Верховный Правитель «восстанавливает награждение»: «а) генералов, штаб– и обер-офицеров орденами Св[ятого] Георгия и Георгиевским оружием и б) орденами Св[ятого] Владимира до 2-й ст[епени] включительно и Св[ятой] Анны всех 4-х степеней генералов, штаб– и обер-офицеров, военных врачей, военных чиновников и военных священников», а солдат – Георгиевскими крестами и медалями, знаком отличия ордена Святой Анны и медалями «За усердие» (опять-таки «за исключением медалей на Станиславских лентах»). Таким образом из числа восстановленных исключаются высшие Императорские ордена – Андрея Первозванного, Александра Невского и Святого Владимира I-й степени, – удостоения которыми, по-видимому, трактуются как исключительно монаршая прерогатива (сюда же можно отнести и орден Белого Орла, но он имел польское происхождение и потому должен был скорее находиться в одинаковом положении с орденом Святого Станислава).

Неясной остается ситуация с высшей степенью ордена Святого Георгия: при буквальном прочтении текста «Правил» награждения ею как будто можно считать восстановленными, однако при регламентации ношения вместо знаков орденов – орденских ленточек говорится лишь о IV-й, III-й и II-й степенях (так же, как и о соответствующих степенях ордена Святого Владимира), причем параграф начинается со слов «если имеются ордена всех степеней ^[97]»; таким образом орден Святого Георгия I-й степени молчаливо помещается в положение, одинаковое с орденами, от восстановления которых Верховный Правитель воздержался, – процитированные же пункты «а» и «б» при этом допустимо считать просто плохо отредактированными, а слова «до 2-й степени включительно» – относящимися к орденам как Святого Владимира (непосредственно), так и Святого Георгия (по смыслу). Наверное, возможны и иные интерпретации, но независимо от них факт остается фактом: адмирал, принявший и носивший титул Верховного Правителя России, оставлял в государственной иерархии (орденская система тут является идеальным зеркалом!) незанятой самую высшую ступень…