Адмирал Колчак. Жизнь, подвиг, память - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Кручинин cтр.№ 92

Это было сказано Александром Васильевичем поздней осенью 1918-го; а почти через год, осенью 1919-го, он напишет жене в Париж: «Я прошу Тебя уяснить, как я сам понимаю свое положение и свои задачи. Они определяются старинным рыцарским девизом Богемского короля Иоанна, павшего в битве при Кресси – “Ich diene” ^[93]. Я служу Родине своей, Великой России, так, как я служил ей все время, командуя кораблем, [минной] дивизией или флотом»; «Я не являюсь ни с какой стороны представителем ^[94]наследственной или выборной власти. Я смотрю на свое звание как на должность чисто служебного характера. По существу, я Верховный Главнокомандующий, принявший на себя функции и Верховной Гражданской Власти, так как для успешной борьбы нельзя отделить последние от функций первого».

Отметим здесь же и уважение к официальному обоснованию полномочий Верховного Правителя, которые, как мы помним, определялись «Положением о временном устройстве государственной власти в России». Этот документ устанавливал переход власти Верховного Правителя (в случае его смерти, долговременного отсутствия или отречения) к Совету министров, и, должно быть, именно в этом следует искать корни решения, о котором Александр Васильевич 28 июня 1919 года писал донскому Атаману генералу А.П.Богаевскому:

«… По моему предложению Совет Министров постановил учредить должность Заместителя Верховного Главнокомандующего, и я своим указом назначил на эту должность Главнокомандующего вооруженными силами Юга России А.И.Деникина.

Таким образом устанавливается преемственность Верховного Командования Русской Армией, и с этой стороны я могу быть спокойным.

Более сложным представляется вопрос о преемственности власти Верховного Правителя, и я не решаю пока его ввиду огромной политической сложности этого дела».

Наступит день, когда адмирал нарушит «Положение о временном устройстве…» и сделает это, скорее всего, осознанно… но к тому времени ситуация кардинально изменится, да и Совет министров выйдет за рамки своих прерогатив. Пока же забота о соблюдении законности и тех актов, которыми определяется государственное устройство Свободной России (мы помним это определение Колчака!), является для Верховного Правителя одной из первоочередных. Отметим здесь и возобновление работ Правительствующего Сената – в Российской Империи «верховного органа административной юстиции». Открытие временных присутствий Сената состоялось в Омске 29 января 1919 года согласно закону от 24 декабря 1918-го, причем Верховный Правитель произнес на торжественной церемонии речь, в которой подчеркнул государственную важность «идеи права и законности» как противовеса действиям авантюристов-узурпаторов:

«… Упразднение [большевиками] Сената и судов подрывало самые основы государственного строя и лишало население последней опоры – законного охранения его прав личных и имущественных, – а самочинную власть – характера правового и государственного.

С этого момента и надолго идея права и законности затемнилась в сознании и действиях мятущейся под гнетом насильников страны…

Приняв от Совета Министров в условиях исключительно трудных всю полноту власти, я поставил тогда же одной из основных своих целей и повелительным гражданским долгом установление законности и правопорядка в стране.

Ныне эта цель получает свое завершение: возобновляется деятельность Правительствующего Сената, и я глубоко счастлив приветствовать Вас в этот великий день торжествующей правды и права».

О том значении, которое Колчак придавал восстановлению правового государства, говорит и организация в его кабинете министров «Комитета законности и порядка», о котором подробно рассказывает в своих записках Сукин: «Этот комитет состоял всего лишь из трех лиц – Министров Юстиции, Военного и Внутренних Дел. Он должен был собираться по меньшей мере два раза в неделю и обсуждать все накопившиеся случаи нарушения законности Правительственными агентами. Будучи чисто деловым и по неосторожности лишенным характера “комиссии” со всеми недостатками формализма и процедуры, это новое учреждение все же было официальным, а не частным совещанием Министров. Особым законом ему были приданы весьма широкие и решающие полномочия, а именно – право немедленной отмены по телеграфу всех неправильных приказов, “особых постановлений” и других распоряжений военных и гражданских властей, даже в зонах, где объявлено военное положение. В этот комитет имели право жаловаться все граждане, считавшие свои права нарушенными. Он действовал быстро. В течение трех дней можно было получить удовлетворение…»

Однако такого комитета (сам же Сукин признавал, что «идея эта не получила достаточного распространения» и «немногие сумели оценить значение этой весьма удачной мысли») и тем более – одного открытия заседаний Сената для установления правопорядка было решительно недостаточно. Плевелы своеволия и беззакония прорастали и в душах иных из солдат и офицеров армии, ведущей тяжелую борьбу «за правду и право». Сочетать беспощадность к врагу с законностью действий удавалось далеко не всегда, и ярким примером этого стали омские события 22 декабря 1918 года, не менее важные для нас с точки зрения позиции, занятой Верховным Правителем.

В ночь на 22-е, как сообщалось в циркулярной телеграмме генерала Лебедева войсковым начальникам, «группы вооруженных рабочих-большевиков и других темных элементов освободили из тюрьмы часть арестованных, сделали попытки произвести беспорядок в войсковых частях, в городе (Омске. – А.К.), и временно захватили железнодорожную станцию Куломзино… Вызванные по тревоге части Омского гарнизона уничтожили банды преступников, и в городе и его окрестностях установилось полное спокойствие». Далее Лебедев сообщал, что «Верховный Правитель отдал приказ о беспощадном уничтожении всех лиц, пытающихся произвести беспорядок». Эта телеграмма была отправлена 22 декабря, и тем же днем датирован приказ Колчака с благодарностью «начальникам, г. г. офицерам и солдатам и казакам частей гарнизона, вызывавшихся по тревоге для восстановления порядка»; «все, принимавшие участие в беспорядках или причастные к ним», этим приказом предавались военно-полевому суду.

Александр Васильевич был в эти дни серьезно болен – у него начиналось воспаление легких (одной из причин было то, что адмирал одевался так же, как и его армия, – в легкую шинель солдатского сукна). «К концу декабря болезнь достигла такой степени, что Колчак едва говорил, едва мог поднять голову с подушки, – рассказывает Сукин. – Потухшими глазами он смотрел на окружающих и с грустью говорил, что боится не выжить… Беспокойство за жизнь Верховного Правителя и тревога за судьбу государственного дела породили у некоторых министров и генералов мысль, не пора ли телеграфировать Деникину и принять какие-либо решения». С.П.Мельгунов на основании бесспорного факта – болезни адмирала – даже ставит под сомнение авторство приказа от 22 декабря: «Какая личная ответственность может быть у того, кто в этот час лежал в постели в 40-градусном жару, “еле дышал” и не мог даже “говорить”? Только “исследователь”, у которого отсутствует всякое критическое отношение к формальным документам, перед ним лежащим, будет продолжать утверждать, что все выходившие в эти дни от имени Верховного правителя приказы принадлежат личной инициативе Колчака». Речь же об ответственности зашла потому, что после подавления мятежа часть «бывших арестованных» (освобожденных мятежниками, но затем сдавшихся властям) была перебита без суда и следствия; среди жертв оказались и умеренные социалисты, члены Учредительного Собрания, к мятежу непричастные. Убийство вызвало волнения среди общественности, проникшие и на страницы сибирских газет.