Как бы то ни было, чтобы поддержать мирные отношения Чжэн с другими государствами, и особенно с лидерами двух коалиций, было необходимо обеспечить государственный доход, достаточный для уплаты дани. Для этого жизненно важным было увеличение урожайности, дальнейшее преобразование системы налогообложения и введение механизмов взимания налогов с основной массы населения, не считая членов главных кланов. Чтобы простой народ узнал о его административных мерах, единственным доступным для Цзы Чаня средством был разрыв с давно существовавшей традицией клановой автономии и учреждение его кодифицированных законов, которые провозглашались публично. Сначала революционные меры Цзы Чаня встретили враждебность народа его собственного государства и неодобрение людей из других княжеств, но через три года, когда было достигнуто повышение урожайности, прежняя недоброжелательность обратилась в восхищение и поддержку.
Чтобы способствовать экономическому процветанию, Цзы Чань провел размежевание земель в Чжэн и приступил к осуществлению политической и экономической революции, распространяя кодифицированные законы и отрицая принцип клановой автономии. Поэтому он выглядел человеком, подвергшим серьезной критике освященную веками теорию управления городом-государством потомственной аристократией. Разумная революция Цзы Чаня, сторонника прогресса в политической сфере, соответствовала его рационалистическому осуждению традиции в сфере мысли.
Я уже объяснял, что города-государства Древнего Китая были общинами, сформированными с целью совместного отправления религиозного культа. В таких общинах не делали различий между функциями церкви и государства, между управлением и религией. Управление следовало осуществлять в соответствии с волей Неба, и отсюда возникала проблема – как эту волю узнать. Вера в персонифицированное и обожествленное Небо по большей части рухнула в ходе периода Чуньцю, и ее в какой-то степени заместило представление, согласно которому Небо не было индивидуализированным или подобным одному человеку; воля Неба должна была проявляться в воле всего человечества.
В других местах, тем не менее, сохранялось верование, согласно которому волю духов можно познать при помощи магических искусств и практик. Во времена правления династии Инь процветало магическое искусство гадания по черепашьим панцирям. В ходе такого гадания волю Неба определяли посредством изучения трещин, которые появлялись на панцире черепахи после его нагревания. Гадание по черепашьим панцирям было унаследовано также домом Чжоу. Даже во времена Чуньцю оно оставалось частью традиции до такой степени, что принятие решений об объявлении важной войны или о выборе полководца находилось в тесной связи с указаниями гадания по панцирям. Помимо хлопот, связанных с хранением и подготовкой черепашьих панцирей, существовало и дополнительное неудобство, вызываемое процессами сгорания. Неудивительно, что в действительности применение таких гадательных методов в связи с государственными делами было ограничено самыми важными для сообщества делами, такими, как решение объявить войну.
Бок о бок с гаданием по черепашьим панцирям существовало другое магическое искусство гадания по тысячелистнику. Для этого метода решающим было количество очищенных и заточенных стеблей тысячелистника, которые доставали из пучка. Изначально этот способ считался дополняющим гадание по черепашьим панцирям. Однако постепенно он развился в отдельное искусство, полностью независимое от гадания по панцирям, и в период Чуньцю, поскольку операции со стеблями не влекли таких сложностей, именно гадание по тысячелистнику стало чаще применяться для выяснения сущности воли Неба. Извлечение палочек из пучка, решение спорного вопроса при помощи получившейся цифры, запутанные вычисления, основанные на постоянных числах календаря (числе месяцев в году или дней в месяце), и выдуманная связь между этим искусством и движением небесных тел – все это делало гадание по тысячелистнику более искусственным в его мистицизме, чем простое предсказание воли Неба при помощи изучения появляющихся на нагретом черепашьем панцире трещин. Гадание на панцирях тоже было формой мистицизма, однако оно еще сохраняло естественность. Более удобное гадание на тысячелистнике было соединено с учением о числах, быстро развивавшимся из-за своей связи с календарем. В сфере такого преобразованного гадания возникла необходимость более точных методов вычисления, и на этой базе произошло становление образно-числовой метафизики. Но как бы ни развивалось это искусство, каким бы математизированным ни становилось, в той мере, в какой использовалось для выяснения воли Неба, оно оставалось разновидностью магии.
Кроме того, как проявления воли Неба интерпретировались солнечные затмения, явления природы – ветер и дождь, поведение животных, например особенности полета птиц или нашествия саранчи, и даже некоторые следствия человеческой деятельности, например пожары. Любой необычный феномен природного или человеческого мира рассматривался как предзнаменование кары, которой Небо собиралось подвергнуть род человеческий.
В 524 году до н. э. свирепый ураган обрушился на центральную равнину, и вслед за этим четыре государства, включая Сун и Чжэн, были охвачены разрушительным пожаром. За год до этого главный гадатель княжества Чжэн предсказал этот пожар, основываясь на астрономических наблюдениях. Он настоятельно просил первого министра Цзы Чаня попытаться предотвратить бедствие при помощи немедленного и длительного жертвоприношения, но последний отказался, проигнорировав данный ему совет. После пожара, когда главный гадатель предсказал еще один пожар, все граждане Чжэн, и знатные, и простые, страшно перепугались, причем некоторые даже стали предлагать перенести столицу в какое-нибудь другое, не столь злосчастное, место. Но Цзы Чань лишь возразил: «Путь Неба далек, к нам близок путь человека». Он имел в виду, что путь человека, то есть принцип, контролирующий человеческий мир, близок и может быть понят человеком, в то время как путь Неба (воля Неба) это нечто отдаленное и непостижимое – об этом следует помнить при гаданиях. Однако, поскольку главный гадатель постоянно что-нибудь предсказывает, само собой, его предсказания иногда должны сбываться, как и в тот раз. Но это не доказывает неизменной точности слов предсказателя. Цзы Чань до конца упорно не обращал внимания на предостережения и, согласно записям, второго пожара в Чжэн так и не случилось.
Есть сообщение о том, что примерно через два месяца после большого пожара Цзы Чань в процессе жертвоприношения духу земли прочел длинную молитву. Он вполне мог верить в то, что волей Неба могут случаться бедствия в природном и человеческом мире. И главный гадатель, и народ Чжэн в общем полагали, что события в человеческом мире до известной степени предсказуемы, но бедствия, случающиеся по воле Неба, предвидеть трудно. Однако только Цзы Чань провел четкое различие между путем Неба (то есть сверхчеловеческим миром) и путем человека. В его позиции содержались семена рационализма и признание необходимости проводить различие между познаваемым и непознаваемым. Внимательный читатель заметит, что в основе его законнической революции в политике лежал скрытый дух рационализма. В истории мысли Древнего Китая Цзы Чань играет важную роль первого человека, каким-то образом отвергшего суеверия и сделавшего шаг по направлению к просвещению. Итак, одной из специфических характеристик этих лет управления мудрых и достойных министров было внезапное возникновение рационалистических и просветительских тенденций.