Во всех комнатах пахло золой и копотью. Я мог спать только с открытым окном, иначе задыхался.
* * *
Отец захотел отпраздновать новоселье, пригласить соседей, коллег и сердечно поблагодарить семьи Карана и Джайпала. Я в подготовке не участвовал, и волновало меня одно: осмелится он позвать свою блондинку или нет. Слава богу, обошлось. Не было и Шадви. Накануне я подкараулил ее на автобусной остановке, изобразив рояль в кустах.
– Мне очень нужно, чтобы ты пришла на вечеринку! Я в этом доме как в капкане…
– Понимаю, тебе и правда нелегко. Постараюсь.
Я был уверен, что увижу Шадви среди гостей, но ошибся.
Погода в тот вечер была чудесная, и «мероприятие» проходило в саду. По традиции, каждый гость принес подарок, и мы обогатились кучей кухонной утвари. Нам достались три скалки, шесть ножей для чистки картошки и моркови, два тесака для разрезания мяса и три венчика для взбивания белков. Все выражали сочувствие, радовались за нас, повторяли банальные фразы вроде: «Это новое начало», «Нужно думать о будущем…». Я хотел услышать совсем другие слова: «Мы помним твою маму», «Нам ее не хватает», «Мы думаем о ней как о живой». Никто не решился произнести ничего подобного. Почему мы не говорим о наших мертвых? Где сейчас мама? Я должен быть с ней, а не здесь.
Родители Джайпала принесли из своего ресторана гору цыплят тандури
[34], и все накинулись на угощение, как будто неделю не ели.
Вечеринка получилась странная, неуместно веселая. Отец и его гости вели себя как молодожены на новоселье, а мне казалось, что я брожу по кладбищу. Со мной чокались, желали долгих счастливых лет в новом жилище, а я мечтал о новом пожаре.
Гости разделились поровну: коллеги отца, более или менее белые и краснорожие, друзья – родственники Карана и Джайпала, разных оттенков шоколада. Все говорили на одном языке, толпились у буфета, но не перемешивались, каждый ел и пил среди «своих». Английский город в миниатюре, где каждая община живет отдельно от других. Я застрял «между», так и не прибился ни к одному из берегов.
Мне захотелось курить, я поднялся за сигаретами на второй этаж, а когда снова присоединился к остальным, отец Джайпала говорил речь:
– Прошу вас, друзья, посетить через месяц мой новый ресторан в Блэкхите и отпраздновать с нами радостное событие.
Раздались аплодисменты, удачливому ресторатору пожимали руку, кое-кто пытался даже обнять его, он вежливо, но ловко уклонялся, сияя улыбкой.
Я подошел к Джайпалу:
– Кажется, ресторан открылся в прошлом году. Так по какому случаю праздник?
– По случаю помолвки Шадви, ты разве не слышал?
– Я был наверху… Помолвка? С кем? – сдавленным голосом спросил я, пытаясь унять дрожь в ногах.
– Со старшим сыном Шандуркара. Вряд ли ты его знаешь. У Шандуркара два ресторана в северной части Лондона – и четыре дочери на выданье, поэтому удалось сговориться. После свадьбы молодые будут управлять рестораном на Кингсхилл-авеню, дела там идут средненько.
– Шадви несовершеннолетняя.
– Они поженятся через два года. Дольше ждать невыгодно – дороже обойдется.
– А что говорит Шадви?
– Она согласна. Сговориться было непросто. Шандуркары – бомбейская семья одной с нами касты, Мандир – милый парень, будет хорошим мужем, что еще нужно?
Лицо у меня горело, по всему телу бегали мурашки, я совершенно лишился сил и слышал голос Джайпала как сквозь вату. Не имело смысла протестовать или устраивать скандал, это жизнь, все так и должно быть. Даже он, индиец, родившийся в Англии, считал браки по любви нелепыми и неуместными: главное – продолжить род. Лучший друг как ни в чем не бывало перечислял мне все преимущества и выгоды, которые сулит Шадви эта партия. Ему ни на мгновение не приходила в голову мысль, что сестра может выйти замуж за белого, читай – неприкасаемого. Он вдруг спохватился и спросил с тревогой в голосе:
– Что с тобой, Том? Ты ужасно бледный… Эй, Том!
Я сделал глубокий вдох и подумал, что Джайпал за меня тревожится, потому и задает вопросы, но лучше бы он этого не делал, не нарывался.
– Выйди в сад, посиди спокойно, выпей водички.
В глазах у меня помутилось, и я что было сил ударил Джайпала кулаком в живот. У него перехватило дыхание, он зашатался, как боксер на ринге, рухнул на буфет, я навалился, стал хлестать его по лицу, и пощечины звоном отдавались у меня под черепом. Кто-то кричал, женщины визжали, двое мужчин за руки оттащили меня в сторону. Праздник закончился полным смятением. У Джайпала были разбиты нос и бровь, он смотрел на меня непонимающим взглядом, как будто спрашивал: «За что?!» Отец и брат увели его, и мы с отцом остались вдвоем в разбомбленной комнате.
– Что произошло, Томас?
Я не удостоил его ответом и пошел к себе.
– Не поможешь убраться?
На меня вдруг нахлынула волна беспросветного одиночества. Я всех потерял: мать, друзей, Шадви, – а отца предпочел бы забыть.
Два дня спустя он улетел в Гётеборг.
* * *
Я часами караулил ее – у лицея, у дверей дома, прятался за деревом, телефонной кабиной или между машинами, притворяясь, что завязываю шнурок. Я смешивался с толпой на остановке автобуса. Меня не было, потому что никто не способен увидеть человека, который хочет «перестать быть».
Именно в тот период у меня обнаружился не самый «почтенный» дар – умение прятаться, растворяться в пейзаже. Меня не замечали ни патрульные полицейские, ни бдительные старушки, проводящие день у окна. Я словно бы становился бесплотным. Мамаши с детьми, поставщики, зеваки, знакомые не обращали на меня никакого внимания, даже если сталкивались нос к носу. Шадви тоже много раз проходила мимо, не замечая. Я должен был поговорить с ней без свидетелей, глаза в глаза, услышать из ее уст, что она согласна на этот брак из доисторического времени. Пусть поклянется, что вычеркивает меня из своей жизни, что никто ее не принуждал, что ей нравится мысль провести остаток дней за кассой ресторана, забыв об архитектуре. Какая девушка готова в шестнадцать лет отказаться от заветной мечты? Я все хорошо обдумал, проконсультировался и хотел предложить ей бежать со мной в Канаду. Там нужны рабочие руки и свежая кровь. Я долго и свирепо экономил, мог купить два билета на теплоход, и еще оставалось на полгода жизни, пока не найдем работу.
Существовал продуманный до мельчайших подробностей план «Б», но его применение означало бы, что уговорить Шадви не удалось.
Я поймал ее в четверг вечером в Гринвичском теннисном клубе. Мне наконец-то повезло – у тренерши образовалось срочное дело, после первого матча она покинула корт и побежала в сторону Бауэр-авеню. Шадви собрала мячи, зачехлила ракетки и пошла по Чарлтон-уэй, а я ринулся через парк, оказался на Мэйзхилл, подождал две минуты на перекрестке, вернулся на Чарлтон-уэй, сунул руки в карманы и нога за ногу побрел вперед. Шадви не могла скрыться, да и не пыталась.