По ступеням «Божьего трона» - читать онлайн книгу. Автор: Григорий Грум-Гржимайло cтр.№ 111

В Сань-дао мы впервые после Хами нашли в продаже люцерну, и притом по сходной цене, так как платили за сотню больших снопов три рубля на русские деньги.

Сильный ветер с северо-запада, перешедший к 8 часам утра следующего дня в бурю, задержал наше выступление в дальнейший путь до 10 часов утра, когда наступило временное затишье. Мы им воспользовались для сборов, но не успели поравняться с ближайшим импанем, в котором стояло несколько десятков солдат, как сильный порыв ветра явился предвестником новой бури. Она разыгралась несколько минут спустя. Тучи пыли неслись нам вдогонку и били нас в лицо крутящимся в воздухе песком.

– Беда, не могу вести съемку… Ничего впереди не вижу и отчаянно замерз…

Действительно, можно было пожалеть брата; но помочь ему было нечем. К тому же мы почти тут же потеряли дорогу.

– Фатеев, ведь ты идешь целиной…

– Так точно, давно уж так-то идем.

Пришлось остановить караван и послать казаков на розыски пути. Оказалось, что мы шли прямо на восток, а дорога от импаня свернула на юго-восток.

Выйдя на нее у речки Ту-дао-гоу, протекавшей в широкой долине с пологими берегами, мы без особенных приключений добрались до развалин, расположенных вдоль берега р. Эр-дао-гоу; но, миновав их и пройдя эту речку, мы вновь заблудились. Буря достигла здесь наибольшей напряженности; порывы ее участились до того, что слились в непрерывный ток воздуха удивительной силы, несший пыль сплошной, непроницаемой для глаза, стеной.

– Ну, теперь нас выручит только компас!

И с этими словами брат поехал вперед. Вскоре, действительно, мы наехали на селение – группу большей частью заброшенных фанз. Под защитой их стен мы несколько оправились, да и буря стала быстро стихать.

Но где же Николай со своими баранами?

Отстав от нас где-то еще за Ту-дао-гоу, он оказался теперь впереди нас, нигде не сбившись с пути. Его вел наш джаркентец, неуклонно державшийся колеи избранной нами дороги. Нельзя было не остановиться и не приласкать этого замечательного барана, который с большим достоинством подошел на наш зов и, получив кусок хлеба, как должное за свою верную службу, столь же гордо удалился на своеобычное место – во главе бараньего стада.

За селением древесные насаждения кончились, а дальше потянулась каменистая пустыня, производящая своим видом странное впечатление, благодаря столообразным возвышениям, сложенным из гальки (главным образом, голубовато-серого кремнистого сланца), сцементированной красной глиной. Большинство этих возвышений имело от 1 до 2½ м высоты, но попадались и обдутые ветром гривки высотой и больше.

Каменистая почва степи, не доходя р. Та-ча-хэ, сменилась лёссовой, поросшей колючкой (Alhagi camelorum), ирисами, чием и другими травянистыми растениями. Здесь снова появились деревья, а за ними вскоре показались и высокие стены Юй-мыня. Река Та-ча-хэ показалась мне не речным руслом, а магистральным арыком, – до того напоминала она канавообразной формой своего ложа искусственные сооружения этого типа; но если это и так, то теперь уже никто из туземцев не помнит, к какому времени следует отнести проведение этого канала. Равным образом никто из них не может сказать, кем и когда были возведены высокие и толстые стены, развалины коих почти вплотную примыкают к современным стенам Юй-мыня.

История же говорит нам следующее. Город этот основан был в 111 г. до нашей эры и назван Юй-мынь-гуанем. В III в. нашей эры он был переименован в Гуй-цзи-цзюнь и сделан областным, но это название продержалось лишь до конца VI в., когда ему вновь возвращено было его прежнее наименование – Юй-мынь. В VIII в. им овладели тибетцы, в половине IX – уйгуры, с 1028 же года здесь утвердились тангуты. При Юанях его окрестности отошли под кочевья монголов, с чем вместе пало и значение Юй-мыня как административного центра; последний переместился в Чигинь, о чем сообщает нам, между прочим, и Марко Поло. В 1726 г. Чигиньский, теперь уже Чи-цзиньский, военный округ был упразднен, а земли его присоединены к округу Цзин-ни-тин, о котором мы знаем лишь то, что в его пределах находились верховья р. Булунгира. Затем, в 1760 г., последовала новая административная перемена, ознаменовавшаяся перенесением центра управления краем в современный Юй-мынь. У Иакинфа [Бичурина] ^[146] мы находим, однако, указание, что город этот первоначально имел всего лишь 2 ли, т. е. не более 1066 м, в окружности, что позволяет нам думать, что помянутые развалины стен и служат остатками Юй-мыня прошлого века; когда же состоялась постройка нового Юй-мыня – этого китайские летописи не сообщают.

Мы расположились бивуаком внутри старых городских стен. Едва мы здесь устроились, как наш лагерь был наводнен большой толпой туземцев, по типу отличавшихся от прочих китайцев, – они имели очень смуглый, почти бронзовый цвет кожи, сильно выдававшиеся скулы, небольшие, но прямо поставленные глаза, а некоторые из них и крупные носы, что ясно указывало на их смешанное происхождение и заметную примесь тангутской крови.

Юй-мынь – небольшой, но чистенький городок. Дома его малы и низки, но их неприглядная архитектура скрашена развесистыми тополями. Улицы узки; даже главная из них, ведущая от северо-западных ворот к ямыню и делающая здесь крутой поворот к юго-восточным воротам, не шире четырех метров и еле достаточна для проезда двух телег рядом. Вдоль этой улицы вытянуты лавки базара. Эти лавки – скорее лари, где продается товара на десяток рублей; здесь всего мало и притом все дороже, чем в Ань-си и базарном селении Сань-дао.

В Юй-мыне нет пустопорожних пространств, нет и развалин. Население, стесненное городскими стенами, скучилось внутри этих последних и, очевидно, дорожит здесь каждой пядью земли. Несмотря на эту тесноту, город оставляет по себе очень приятное впечатление. Уже подъезжая к нему, поражаешься непривычной картиной прекрасно содержанных стен; въезжаешь во внутренний, облицованный кирпичом, дворик ворот, оттуда на улицу, и везде видишь ту же, столь необычайную для китайского города чистоту и порядок.

Юй-мынь мы покинули 12 марта.

За городом развернулась травянистая равнина, по которой небольшими островками разбросаны были окруженные деревьями хутора. Вдоль этой равнины, т. е. с юга на север, извилистым руслом, обрамленным мягкой муравой, протекала речка Кун-чан-хэ – один из протоков р. Су-лай-хэ, которая четырьмя километрами дальше широким, каменистым ложем окаймляла с востока Юн-мыньский оазис. Теперь в реке воды почти не было. Но сай хранил ясные следы высокого стояния вод в летнее время.

Правый берег Су-лай-хэ в том месте, где на него взбирается большая дорога, круг и высок, а дальше раскидывается галечная степь, ровная и пустынная на всем видимом пространстве; только изредка попадались нам на пути кустики Horaninovia ulicina, да у пикета Сань-ши-ли-чэн-цзы, на окружающих его глинисто-песчаных буграх, росла Nitraria Schoberi; встречались и птицы: Podoces hendersoni, жаворонки и чеканы; был убит даже тушканчик (Dipus sagita Pall.); но все же эти встречи были редки, и вся местность представлялась нам столь же мертвенной, как и большинство центрально-азиатских каменистых пустынь.