Чужой. Завет - читать онлайн книгу. Автор: Алан Дин Фостер cтр.№ 28

Пологий пандус вел на огромную платформу, которая поднималась точно из центра пола. На ней располагалась консоль, изгибавшаяся вокруг впечатляющего прибора, который с равным успехом мог оказаться оружием, телескопом или каким-то инструментом, чье назначение с первого взгляда оставалось неясным. Рядом стояло кресло. Когда команда, грохоча ботинками по пандусу, подошла ближе, все увидели, что оно пустое. Обнаружились также расположенные на равном расстоянии одна от другой четыре большие капсулы, словно выросшие прямо из платформы. Капсулы были закрыты, и их покрывали глубоко врезанные, не поддающиеся расшифровке письмена. Еще рано было судить, являлись ли они аналогом камер гиперсна, что устанавливались на «Завет», или чем-то еще, но сходство оказалось достаточным, чтобы по спине Дэниелс побежали мурашки.

Очевидное различие крылось в размере. В сравнении со здешними те, что остались на борту материнского корабля, казались игрушечными. Дэниелс страстно пожелала прочитать покрывавший капсулы текст.

***

Пока Розенталь при свете фонаря рассматривала артефакты, Орам поднялся к центральной консоли, чтобы изучить расположенные на дуге мертвые приборы. Консоль обходилась без кнопок, переключателей, мониторов или иных легко узнаваемых элементов управления. Только встроенные в нее полусферы разных размеров намекали на возможные способы отдачи команд.

Хотя он старался ничего не трогать, проявленная осторожность оказалась бессмысленной. Инженерное искусство, создавшее панель, не полагалось на нечто столь примитивное, как непосредственный физический контакт.

Рука Орама прошла над тусклой инкрустацией, и… точно там, где стояла Розенталь, возникла голограмма. Женщина от неожиданности отпрыгнула на свободное место, позволив изображению проявиться полностью. Несмотря на размытость, оно определенно принадлежало человеческой женщине. Голограмму сопровождал звук, который теперь был в равной степени таинственным и привычным. И тревожным.

– Проселочные дороги, верните меня домой, туда, где место мое. Западная Вирджиния, горная мамочка, верните меня домой, проселочные дороги…

Стараясь разобрать слова, Орам не мог не ощутить тоску, крывшуюся в изначально позитивной мелодии.

– Вслушайся в этот голос, – пробормотал он под песню, отражавшуюся от стен огромной чаши. – Сколько в нем сожаления. И муки.

– Лично меня эта песня, мать ее, точно замучила, – мрачный голос Розенталь сильно выбивал из колеи, и ей было все равно, что она, образно говоря, наступила на горло капитанской песне. – Какого дьявола она тут делала? Как вообще попала на чужой корабль, потерпевший крушение в чужом мире? Бедолага, – она подняла тяжелое ружье F90, такое же, как те, что носили Ледвард и Коул. – Капитан, мне это совершенно не нравится.

Орам не ответил. Он завороженно наблюдал за тем, как голограмма перемещалась по комнате. Фигура оглянулась через плечо и замолчала на долгий миг. Насколько Орам мог судить, она выглядела встревоженной – или испуганной. Потом пение возобновилось, такое же призрачное, как бесплотная певица.

– Если бы я здесь застряла, – добавила себе под нос Розенталь, – я бы тоже хотела домой. Даже в Западную Вирджинию, где она там есть. Или была.

Не в силах больше сдерживать любопытство, Орам подошел к фигуре. Голограмма не обращала на него внимания и продолжала свою тоскливую песнь. Орам провел сквозь нее рукой, и все исчезло – и изображение, и звук.

Розенталь, которая была по горло сыта привидениями, обратила внимание на огромное, стоявшее под углом кресло в центре комнаты. Забравшись в него, она направила луч фонаря на то, что казалось дополнительными приборами. Как уже убедился Орам, все они, подобно остальному кораблю, были погасшими, мертвыми. Приборы не реагировали ни на свет, ни на движения, ни даже на касание руки. Все, до чего она дотрагивалась, было холодным, как вода, которая капала и стекала по подозрительно походившим на живые структуры коридорам корабля.

– Господи, – пробормотала она, вспомнив найденные в коридоре костюмы и сравнив их с размером панели. – Они были великанами.

– Может, и нет, – Лопе, которого всегда было непросто впечатлить, изучал внешнюю сторону сиденья-панели. – Может, они были нормального размера, а мы – раса лилипутов.

Орам поморщился.

– Боюсь, я не верю в великанов.

На груди Розенталь на цепочке висел древний символ – звезда Давида. Запустив руку под рубашку, она достала подвеску, поднесла к губам и поцеловала. Хотя и сделанная из металла, подвеска была теплее корабля.

– Я – верю, – просто сказала она.

***

Недалеко ушедшие в боковой коридор Дэниелс и Уолтер нашли несколько ниш меньшего размера. По большей части там хранились гладкие, скрученные предметы неясного назначения. Но один из альковов, что поразило и человека, и синтета, был переделан в подобие жилой комнаты – для человека. Уолтер прошел дальше, чтобы осмотреть другую нишу дальше по коридору, но Дэниелс задержалась и направила внутрь луч фонаря. Ее внимание привлек золотой отблеск. Распятие было последним, что она ожидала увидеть на инопланетном корабле, но ошибки тут быть не могло. С изогнутого куска кабелепровода свисал на цепочке простой золотой крестик.

– Сюда. Я кое-что нашла, – подозвала она Уолтера.

Как всегда соблюдая осторожность, Дэниелс подождала возвращения синтета, чтобы войти внутрь вдвоем. Альков переделали в нечто вроде корабельной каюты. Поставили кое-какую мебель: явно самодельные кровать, стол и стул. Влажность плохо отразилась на всем, что было органическим по природе, но золотое распятие и цепочка выглядели будто новые, хотя и нуждались в чистке.

Однако этого нельзя было сказать о заплесневелой пачке переплетенной бумаги, которая лежала на столе. Дэниелс не могла и представить, как и откуда тут могла взяться бумага. Ей подумалось, что ее могли изготовить прямо здесь. Древесины для изготовления бумажной массы определенно было более чем достаточно. Дэниелс не могла вспомнить, чтобы ей доводилось где-то видеть переплетенную бумагу кроме как в музее. И вот она нашлась в самом невероятном из всех возможных мест. К несчастью, по большей части пачка сгнила из-за постоянной влажности, и содержимое стало не разобрать. Но на переплете все еще оставались рельефные буквы.

– Доктор Элизабет… Шоу, – вслух произнесла Дэниелс.

Уолтер заметил рядом прозрачный кубик. В свете фонаря внутри проявилось изображение двух улыбающихся людей.

– Это она?

Подойдя к нему, Дэниелс подняла куб и всмотрелась в картинку. Женщина и мужчина, замороженные во времени, пространстве и прозрачном материале, смотрели на нее в ответ.

– Раз оно здесь, в этой комнате, и стоит недалеко от журнала с ее именем, это кажется вероятным. Но я не уверена.

Пока она смотрела на изображение, Уолтер обводил лучом фонаря другие области каюты-алькова. Обнаружилась аккуратно сложенная одежда, часть которой истлела подобно бумажному журналу, просто не так быстро. Личные вещи. Несколько мелочей, вероятно, собранных по отдаленным уголкам корабля. Шлем. Когда фонарь осветил эмблему на округлом элементе защитной экипировки, синтет изумленно застыл. Поскольку шлем состоял не из бумаги, ткани или иного материала, подверженного влиянию погодных условий, надпись осталась прекрасно различимой: