Компаньон издевался. Барышни успокоительно шипели.
– Все, все, майн кляйнер, все! – Ида дула на ранку. – Все-все-все! Совсем не страшно! У тебя просто оторвайт кусок мяса.
Ширли с аристократическим терпением дождалась, когда подруга закончит дуть и утешать, а утешаемый – подвывать сквозь зубы.
– Это чернота от слез!
– А? – воскрес Д.Э. – Опять от слез?
– Да! – закричала русская графиня инкогнито, не особенно умело заламывая руки. – Вы монстр, бурбон, чудовище!
Горшок вылетел в окно и, судя по глухому стуку, в кого-то попал. Послышалась ругань. Судя по дальнейшим звукам, этот кто-то поднимался сейчас по лестнице.
– Сэр, – вышел ему навстречу Козебродски. – Вы пришли не вовремя. Все девки в бане.
– У нас баня есть? – шепотом спросил Дюк. – Или это общая? Почем там помывка, пять центов?
– Нет, конечно, – тоже шепотом ответила Ида. – Ни черта у нас нет. Одна ванна на всех, хоть сдохни.
Джейк, стеная и охая, натягивал штаны. Ширли высунулась в коридор.
– Он говорит, – докладывала она шепотом, – что так этого не оставит. Очень ругается.
– Конечно, сэр, – донесся строгий голос Козебродски, – вы не можете этого так оставить. Немедленно верните горшок, который вы пытались присвоить!
– Вы у меня в тюрьму отправитесь! Это покушение на убийство! Полиция! Полиция! Убивают! Здесь нелегальное заведение! Полиция!
– Ну, сейчас я ему покажу полицию! – разозлилась Ширли.
– Козебродски! – закричала она тем страшным голосом, которым распугивают обыкновенно детей, играющих в мяч прямо под вашим окном. – Куда вы подевали мой хлыст?
– Хлыст занят! – ответил ей голос с еврейским акцентом.
М.Р. Маллоу зажал рот компаньону. Оба осторожно выглянули наружу.
– Молчите, вы, чудовище в юбке! – закричал Джейк.
– В юбке! – всплеснула руками Ширли. – У меня нет даже юбки! Эти подонки общества разлили вино мне на платье! Меня здесь унижают! Держат в черном теле!
– Какова! – порадовался Дюк. – Не зря две недели воспитывали!
Ширли вышла и оглядела гостя со всех сторон.
– Нет, это невозможно, понимаете? Они вечно крадут мой хлыст!
И, повернувшись в сторону комнат, снова закричала:
– Эй, вы! Бездельники! Только бы убивать невинных людей! Назначьте, наконец, арендную плату этим флагеллантам!
Из окна было видно, как убегает жертва горшка.
– А, нет, он возвращается, – сказал Джейк.
Налетел на Ширли и взвыл: его толкнули в больное место.
– Вы же сказали, они все в бане? – запыхавшись, спросил джентльмен с ночным горшком, задирая голову под окном – А кто же тогда вот эта особа?
Он показал горшком на графиню. Графиня спряталась.
– И кто кричал, что занят хлыст?
– Это не девка! – закричали компаньоны хором. – Это переодетый парень!
– Не слушайте их! – закричал откуда-то Козебродски. – Эти шлемазлы все время врут! А это девка! Дора! Мисс Дора Говизна – мы тут ее так называем!
– А хлыст забрали те джентльмены средних лет! – продолжал он. – Они в десятом номере! У них связи!
– Маркс и Энгельс! – добавил из-за его плеча Джейк, который ходил в уборную с лампой: почитывал «Европейский журнал», забытый кем-то из клиентов.
– Чарльз и Дарвин! – поправил Дюк, который не одобрял теории марксизма.
– Как? – поразился джентльмен с ночным горшком, который так и держал, забывшись, в руках. – Они тоже все евреи?
– Да! – продолжал в окно Дюк. – И члены масонский ложи! А вы что думали?
– А этот, который кричит?
– Кричит мистер Дарвин. У них сегодня заседание. И у него истерика.
– Почему у него истерика? – спросили снизу.
– Зануда! – возмутился Джейк.
И заорал в окно:
– От эволюции, революции и флагеллации!
После этого господин с ночным горшком убежал уже без оглядки.
Клиенты сползались, как мухи. Бордель трясся – ночью от веселья, днем – от перестрелок и перебранок с конкурирующими компаниями с соседних кварталов. Козебродски от радости напивался каждый вечер и до смерти надоел всем своим бормотанием об успехе, который, без всяких сомнений, ждет заведение в самом недалеком будущем. Его высокая трепещущая фигура попадалась вам то в коридоре, то в комнате Ширли, нервируя Д.Э. Саммерса, то металась туда-сюда по улице, как репей прицепляясь каждый раз, когда вы оказывались в поле зрения, то внезапно вырастала перед вами, когда вы выходили из собственной комнаты, – короче говоря, Д.Э. Саммерс предложил потихоньку столкнуть фотографа в провал в комнате Иды. Дюк возразил, что пьяным и дуракам везет, а поэтому шансов убиться у фотографа дважды никаких, и жертву зеленого змия просто то и дело отодвигали в сторону, как, скажем, буфет, если бы только тот смог ходить.
Уличные, правда, по-прежнему были больным местом: принимать двух джентльменов всерьез они не желали.
– Джейк! – в отчаянии вопила русская графиня, утыкая руки в бока. – Опять мне, что ли, их гонять?
– Каждый клиент на счету! – искатель приключений распихивал по карманам полученные от Козебродски карточки, собираясь в очередной раз улизнуть. – Ты же сама говорила: почти ничего не зарабатываем!
– Конечно, ничего! Ты посмотри, в каком заведение состоянии! Да еще с такими ценами!
– С какими надо оно ценами! Кто к нам задорого пойдет? – отбивался ее патрон.
– Ну, так сделай, чтобы их было больше!
– Ну, так, а что я делаю? Дай денег, грабительница, у меня расходы!
– Я тебе не булочник – в кредит давать! Заработаешь – получишь!
– Хоть мелочи дай!
Графиня, скрепя сердце, сунула ему из кармана мелочи.
– Не надо было соглашаться, чтобы девки все покупали, – убито бормотал М.Р. по дороге. – И счетоводом эту засранку не стоило. Плакали теперь наши пятьдесят процентов. Я так думаю.
И он посмотрел на компаньона.
– Мне Козебродски говорил, – безнадежно проговорил Д.Э., – что должно быть наоборот: клиент платит не им, а нам. А мы им потом даем половину.
– Это с самого начала делать надо было. Сколько у тебя есть?
Джейк молча отдал половину того, что позорно позвякивало в кармане.
– Как ты свои отдать-то умудрился? – тоскливо спросил он. – Мы же так не уедем никогда!
– Ида сказала, что на нас куча денег потрачена, – тихим от унижения голосом проговорил Дюк. – Ей там розу какую-то нужно было, шелковую. По дешевке попалась, а у нее деньги кончились. Ну, и…