— Оставь меня в покое, в это время мне ничего не хочется!
Когда Мелани ушла, Сузанна быстренько приняла душ, натянула джинсы, надела футболку и помчалась в бюро.
В восемь тридцать утра она уже сидела на вращающемся стуле и ритмично постукивала шариковой ручкой по рабочему столу, словно у нее начался тремор.
Бена еще не было. Еще бы! Обычно он приходил в комиссариат раньше, чем она, но в этот день специально накалял обстановку.
В половине десятого он появился. В великолепном настроении.
— Я слушаю, — сказала Сузанна вместо приветствия.
— Тебя раздирает любопытство, я знаю, — улыбаясь, ответил Бен и уселся за стол. — Но в тексте нет ничего таинственного. Он почти банальный. Так себе, перебранка между убийцей и полицией.
— Я слушаю, — повторила она.
— Хорошо. Итак, он написал… Момент… — Бен вытащил из кармана записную книжку и медленно прочитал: — Keine Leichen mehr, bin verreist, bis bald. P.
[42] — Он выжидающе посмотрел на Сузанну: — Что ты на это скажешь?
Сузанна сразу забыла всю свою злость на Бена и посерьезнела.
— От этого можно сойти с ума, — пробормотала она, — и вместе с тем это жестокая реальность! Он совершенно спокойно сообщает нам, что и дальше будет убивать, а сейчас просто сделал маленький перерыв, потому что в отпуске. Когда он вернется, все продолжится. Он чувствует себя в абсолютной безопасности. Он даже решился на то, чтобы выйти на контакт с нами. Наша Принцесса — это монстр, Бен, и если мы его не остановим, то он и дальше будет убивать юнцов-гомиков. Это написано черным по белому. Им лично. И от этого мне становится плохо.
Бен помолчал, потом сказал:
— Я тоже так считаю.
В комнату зашла секретарша:
— Извините, но поступили результаты из лаборатории.
— Докладывай.
— Следы ДНК из ресницы полностью совпадают с ДНК преступника, совершившего оба убийства. Значит, это не случайный шутник и не любитель изобразить из себя крутого.
Сузанна нервно провела рукой по волосам:
— Этого мы и боялись. Спасибо.
Секретарша положила документы на стол и вышла.
— Пойдем сегодня вечером в итальянский ресторан? Я проиграла и приглашаю тебя.
Бен отвернулся.
— Сегодня вечером я не могу, извини.
— О’кей, тогда в обед. На пиццу?
«Опять пицца», — подумал Бен, однако улыбнулся и кивнул.
42
Амбра, июль 2009 года
Донато Нери покинул бюро за четверть часа до окончания рабочего времени. Он просто не мог больше сидеть тут без дела, в то время как едва не лопался от злости.
Было без четверти семь. Время ужина. Наверное, бабушка уже сидела у накрытого стола и барабанила по нему приборами. Этого Нери не мог вынести, ведь, если бабушка будет присутствовать за ужином, он не сможет поговорить с Габриэллой. Ему надо было выбрать момент, чтобы сообщить ей плохую новость, а это возможно только тогда, когда они одни, чтобы бабушка не смогла подмешать в разговор свою ложку дегтя.
Прежде чем уйти, Нери позвонил Габриэлле:
— Извини, cara
[43], но сегодня я немного задержусь. Мне нужно еще раз зайти к вдове Кармини, у которой взломали дом. Ужинайте без меня, я не голоден.
Габриэлла ничего не сказала, лишь злобно фыркнула и бросила трубку.
В этом не было ничего особенного, так она реагировала часто, когда он приходил позже, и в большинстве случаев ее злость улетучивалась через час-два, поэтому Нери не стал особо задумываться об этом.
Вечером он еще раз заглянул к вдове Кармини, и в этот раз ей пришлось признаться, что бандитский пистолет ей всего лишь приснился, что в доме не было никаких налетчиков, что ничего — ни пары евро, ни брошки тетушки Исадоры, ни даже бутылки граппы — не было украдено. А поскольку веселая вдова любила выпить уже с утра, то зачастую после обеда спала глубоко и крепко.
В баре Нери уселся около двери и заказал бокал холодного белого вина, а к нему большую бутылку воды. Правда, на нем еще была форма, но он уже не был на службе.
Франческа принесла напитки. Нери коротко кивнул ей, закинул ногу за ногу и расстегнулся. Вечер был теплым, но жара давила уже не так сильно и не была такой липкой, как несколько часов назад.
Нери был рад уже тому, что никто к нему не подсаживался и не бомбардировал его вопросами. И прежде всего потому, что бар был практически пуст. В это время все ужинали с семьями.
Полчаса спустя он заказал еще бокал вина, а к нему два бутерброда — с ветчиной и сыром.
«У меня в жизни ничего не складывается, — думал он, — ничего не выходит так, как я мечтаю, ничего не получается. Габриэлла совершенно права: я проклятый Богом неудачник!»
Не желая оплакивать себя, Нери решил больше не ломать над этим голову и через какое-то время почувствовал, что ему это удалось.
Когда около девяти вечера он пришел домой, на первый взгляд все выглядело тихо и мирно. Габриэлла и ее мать Глория сидели перед телевизором и смотрели «Chi voul essere millionario»
[44].
У бабушки, несмотря на жару, на коленях лежало связанное крючком покрывало, а на носу красовались очки с толстыми стеклами. Нервно барабаня пальцами, она отвечала на вопросы. Если вопрос звучал так: «Какой сыр считается свежим сыром? а) „Лаубенкезе“; б) „Хюттенкезе“; в) „Катенкезе“; г) „Шуппенкезе“ из сеней»
[45], бабушка говорила:
— Ясно, что пекорино
[46]. Это самый свежий сыр. Если, конечно, знать, где его покупать. Дать облапошить себя и заполучить тухлятину можно везде.
У Габриэллы глаза были закрыты, и Нери не знал, бодрствует она или уснула. Никто, казалось, не заметил его прихода. Тогда он громко кашлянул и сказал:
— Привет! Вот и я.
Габриэлла открыла глаза:
— Ах, Нери! Чао!
Бабушка сняла очки и посмотрела на него взглядом, исполненным ненависти.