— Что за дерьмовые игры здесь ведутся? — заорал он, схватил сковородку и швырнул ее об пол так, что она пролетела через всю кухню.
Все стояли, словно окаменев.
— Передайте Юргену привет, а я ухожу! Я в этом больше не участвую. Поставщики не выполняют свою работу, и я не собираюсь это расхлебывать. И не подумаю! Если хотите, можете позвонить великому мастеру, пусть он идет сюда и сам готовит еду. Мне все равно. Возможно, он наколдует бульон из брюссельской капусты, пары сморщенных морковок и ящика салата «айсберг». Возможно. Желаю ему сделать это с удовольствием!
— Да успокойся ты, — пробормотал помощник повара. — Все это мелочи.
— Все это мелочи? — заорал Алекс, и его голос стал опасно тонким. — У нас нет ничего для обеденного меню, никаких приправ для а-ля карт, зато есть команда из шестидесяти человек. А также идиоты, которые приходят в этот грязный хлев пожрать. Мы можем предложить им только прозрачный бульон. И это ты называешь «ничего страшного»? Если хочешь, можешь попытаться спасти это заведение, но я не буду подставлять свою шею из-за лентяев с последней смены!
Он распахнул шкаф, забрал свои личные ножи и вышел из кухни.
Коллеги ошеломленно смотрели ему вслед.
Пять минут спустя Алекс стоял на улице.
С сумкой, полной ножей, с помятой поварской формой под мышкой и без единого цента в кармане.
«Отличный ресторан… — думал он. — Великолепная гостиница…» В Берлине были лишь великолепные гостиницы, но он знал, что ни в одной из них дела в ресторане не обстояли лучше. Посетители выкладывали сотни евро, чтобы хорошо поесть, и получали кое-как приготовленную еду из немытых и зачастую даже испортившихся продуктов. А повара зарабатывали меньше, чем не прошедшие обучение уборщицы.
И снова он остался без работы. Биржа труда не выплатит ему пособие за шесть недель, потому что он уволился сам. Алекс был банкротом, полным банкротом, но занимать у отца он не хотел. Ни за что на свете!
Он поплелся домой. Нога снова разболелась, в голове гудело. Того, что светило солнце, а небо было синим и безоблачным, он уже не замечал. Для него мир состоял из сплошной, непроницаемой серости.
Он не знал, как быть дальше.
40
В конце недели, в первой половине дня в пятницу, Сузанна Кнауэр получила анонимное письмо с адресом: «В уголовную полицию Берлина, фрау Сузанне Кнауэр, комиссия по расследованию убийств». Отослано из Италии, со штемпелем острова Джилио.
Сузанна смутно помнила, что этот остров находится где-то в Средиземном море перед Тосканой, однако сама там никогда не бывала.
С помощью лупы она попыталась разобрать отпечаток штемпеля, который было весьма трудно прочесть, и в конце концов пришла к выводу, что письмо находилось в дороге почти две недели. Очевидно, корреспонденцию из почтового ящика вынимали не каждый день, кроме того, понадобилась пара дней, чтобы письмо попало на материк.
Сузанна немало удивилась, когда обнаружила в конверте открытку с видом острова Джилио. Прекрасный снимок живописного Порто Джилио, с морем сине-стального цвета, белыми лодками и разноцветными домами. Поле отправителя заполнено не было, но там, где обычно передают приветы близким, очень красивым и аккуратным почерком печатными буквами было написано:
EKGBK DKGMHKB СКНХ
NGB TKXXKGWV
NGWNODL
Z.
Потом она заметила в конверте ресницу и с помощью пинцета осторожно переложила ее в пластиковый пакет.
Остров Джилио был Сузанне абсолютно незнаком, но инстинктивно у нее в подсознании зажглась лампочка тревоги. «Возможно, это он, — подумала она. — Черт побери, он отозвался!» Как-никак, письмо было адресовано ей.
Но уже через несколько секунд она отказалась от этой мысли — открытка привела ее в полное недоумение. И почему открытка из Италии обязательно должна быть связана с убийцей, которые творил свои бесчинства в Берлине?
Сузанна ужасно разнервничалась из-за зашифрованного послания, которое создаст кучу проблем и на несколько дней загрузит лабораторию и криптологов.
В конце концов она схватила телефон и позвонила Бену:
— Зайди-ка сюда. У меня тут нечто весьма интересное.
Через несколько секунд появился Бен с кофейником в руке.
Он молча наполнил два пластиковых стаканчика, а Сузанна протянула ему открытку:
— Посмотри-ка сюда. Что ты думаешь об этом?
Бен шумно вздохнул:
— Или это просто сумасшедший, который развлекается подобным образом, и тогда этот набор букв не имеет никакого смысла, или же Принцесса испытывает непреодолимую потребность высказаться и заинтриговать нас. Но прежде всего, конечно, сбить нас с толку.
— Вот в это я поверю скорее.
Сузанна переписала строчки с буквами, а после сунула открытку в пластиковый пакет.
— Так что у нас двоих будет прекрасное занятие на выходные.
— А может, лучше сразу передать текст криптологам?
— Позже. Я хочу сама поломать голову над этим. Не могу себе представить, чтобы наш убийца был специалистом в области шифровки. Может, все это слеплено на скорую руку, а значит, текст можно прочесть. Давай попытаемся вдвоем. Кто первый решит загадку, того второй приглашает на ужин. Согласен?
Бен вздохнул. У него не было желания заниматься ни первым, ни вторым, однако он кивнул.
Когда Сузанна добралась домой, Мелани, естественно, не было. Иного она и не ожидала. Но сенсационным она сочла то, что на кухонном столе лежала записка:
Не паникуй, меня не украли. Вернусь около одиннадцати, мне завтра на первый урок.
Ну, хотя бы это.
Сузанна натянула лосины и широкий, удобный пуловер, сварила суп из пакетика и с удовольствием, громко прихлебывая, съела его. Мелани, будь она здесь, содрогнулась бы от ужаса, но ведь Сузанна была одна!
Поев, она устроилась в гостиной на кушетке, положила ноги на стол, взяла свои записи и принялась думать.
Мелани тоже расположилась на кушетке. На ней были только трусики, она пила колу и курила сигарету. Ее ноги лежали на стеклянном столе, что несколько смущало Бена, который сидел напротив в кресле. Но он ничего не сказал.
— Мне до смерти хочется есть, — заявила наконец Мелани. — Пойдем съедим пиццу.
— Нет времени, Мелли, извини. Твоя мать заставила меня разгадывать это анонимное письмо. Она хочет попытаться сделать это сама — до того, как отдать его криптологам.
— Это проблема моей матери, что она не умеет делегировать полномочия. Я вообще считаю всякие загадки ужасными.
— А я нет. Может, потому, что каждое уголовное дело — это загадка.