Великий Тёс - читать онлайн книгу. Автор: Олег Слободчиков cтр.№ 122

Иван смутился от слов юнца, заерзал по лавке, закашлял запершив-шим горлом. Савина молчала, не поднимая глаз. Из другого угла на него выжидающе посмотрел Анисим, младший Филиппов сын, и пролепетал, оправдываясь:

— Сперва Бог хворую мамку прибрал, потом и тятьку.

Ничего не сказал юнцам старый казак, но остался с Савиной, которую тяготило вдовство.

Утром она поднялась затемно, раздула и растопила стынущую печь, склонилась над лавкой в кутном углу, снова юркнула под Иванову шубу, прижалась щекой к его груди.

— Ну и грешница, ну и прелюбодейка, Осподи! — всхлипнула. — Двух мужей похоронила и опять за свое. Третий раз под венец ни за что не пойду!

— Не божись! — пристрожился Иван. — Пелашка грозит постриг принять. Говорила, будто скитницы требуют моего согласия. Все равно, как не было с ней жизни, так и нет.

Поднялись старшие сыновья Филиппа, загалдели Вихоркины погодки, послышался голос Якуньки. Они расшалились впятером, полати заходили ходуном: детское горе, как летняя гроза, — брызнули слезы и снова в глазах солнце. Зевая, неприязненно хмуря брови, слезла с печи Марфушка. Савина смущенно оторвалась от Ивана, поправила выбившиеся волосы, подхватила девочку на руки, не удержалась, поцеловала в румяную щечку, положила под тулуп к отцу.

Вздохнула, зевая и крестя рот:

— О-Оосподи! Дал бы Бог дочку, помощницу. Все мальчишки да мальчишки!.. Сорванцы!

Она поплескала в лицо из ушата со сгоревшей лучиной, встала под образа на молитву. Притихли сыновья и пасынки, стали спускаться с полатей, вставали рядом с ней. Как ни стыдно было Ивану объявлять себя в доме покойного товарища, но надо было подниматься.

Он кашлянул раз, другой, рыкнул, прочищая связанное горло, зевнул, перекрестился, укрыл уснувшую дочь и сел.

— А дядька Иван все у нас! — без осуждения приветствовал его Филиппов Гаврила.

— Умаялся вчера, — смущенно пробормотал Иван. — Заночевал.

— Места хватит! — одобрил старший. — Совсем оставайся. Большая семья бедной не бывает!

— Тятька прошлый год двух ясырей привозил, — твердеющим голосом поддержал брата Анисим. — Лодыри: жрать да спать. Поменяли у купцов на хлеб.

— Тятьку-то помянул — перекрестись! А то и заупокойную почитай! — ласково укорила пасынка Савина. На ее глазах блестели покаянные слезы. Утренние молитвы не были закончены.

Анисим послушно перекрестился и поклонился на красный угол. Закрестились младшие, Вихоркины. Рядом с ними молился Якунька.

Иван тяжко вздохнул, понял вдруг причину своей давней, привычной тоски. Он был в семье, чуждой вольному казаку, но которую стремится создать всякий мужчина. Не всем это удается. По грехам, не удалось и ему.

День был гульной, вольный. Иван с пятью малолетками навозил из лесу дров, нарубил их в запас.

Полдничали поздно. Он сидел с дочерью на коленях, степенно черпал ложкой разваренную кашу. Уже радостно думал о том, что снова останется с детьми на ночь и будет сидеть возле печки, с дочерью на руках, окруженный пятью нечужими мальчишками. И станет рассказывать им всякие небылицы, запомнившиеся от деда. Он то и дело ловил на себе ласковый взгляд Савины и не мог вспомнить, был ли когда-нибудь так счастлив, как в этот, сорок первый по кончине товарища, день в его доме.

Но к вечеру принесла нелегкая Меченку. Она громко хлопнула дверью и ворвалась в дом.

— Сколько ждать! — закричала на детей, сверкая разъяренными глазами. Никого, кроме них, замечать не желала. — Может, насовсем останетесь в этом блудилище?

— Останемся! — сдерживая гнев, рыкнул Иван. Он готов был удавить жену, напомнившую ему об обыденной жизни. Но взглянул на детей и сдержался. «Кто я? — подумал с тоской. — Месяцами, годами на службах. А она, какая ни есть, мать. И всегда рядом».

Филипповы и Вихоркины сыновья стыдливо помалкивали. Марфушка захныкала, Якунька стал покорно одеваться. Иван тоже схватился за шапку, накинул кафтан. Обернулся к Савине. Глаза ее были широко раскрыты, а в них мерцали страх и боль.

— До острога провожу и вернусь! — сказал, оборачиваясь к двери.

Едва спустились с крыльца, Якунька молча сиганул в сторону, забежал за амбар и перепрыгнул через заплот. Пелашка окликнула его, хлюпнув носом. Зашагала широко, не оборачиваясь. Молча тащила за собой дочь. Та едва успевала переставлять ноги, то и дело оборачивалась к отцу, ожидая от него помощи.

— Куда ты ее ведешь? — хрипло и грозно спросил Иван. — В свою грязную нетопленую избу? Или по соседям, как кукушка?

Пелагия не отвечала, лишь круче отворачивала лицо на бок. Дочь вдруг заревела в голос, повисла на ее руке, осев на снег. Иван понял, что жена поволокла ее не в острог, а к скиту. Тут только она обернулась к мужу с некрасивым, разъяренным лицом. Не лицо — чурка, дырки вместо глаз.

— Не мучь детей, кикимора! — крикнул Иван, подхватывая дочь. Отобрал ее силой, прижал к груди. Она, всхлипывая, крепко обхватила его шею.

Пелагия взвыла, как бывало в прежней жизни, кинулась, чтобы вцепиться ему в бороду. Иван оттолкнул ее плечом. Не бил, как в молодости. «Много чести!» — подумал с ненавистью.

— Антихрист! — трубно крикнула она, захлебнулась слюной, закашляла. — Нищий голодранец, дурак в дурацкой шапке!

Дочь заревела громче, уткнувшись в шею отца. Пелагия выругалась, озираясь, плюнула под ноги мужу, побежала за острог, на болото. «Тимофею и скитницам жаловаться!» — с облегчением подумал Иван и понес обратно плачущую дочь. Неумело успокаивал ее.

Увидев их, Якунька выглянул из-за глухой угловой башни, посмотрел вслед матери и осторожно двинулся за отцом.

— Ну, не реви! — гладил дочь Иван. — Повздорили с мамкой. Мы всю жизнь с ней спорим. Что с того? Спать со мной будешь. Тетка Савина накормит.

— Мамку жалко! — прерывисто вздыхая, дочь зашмыгала носом. Ее жаркое дыхание грело Ивана под бородой. Горячие слезы щекотали шею.

— Добрая ты! — он вздохнул всей грудью и крепче обнял дочь. — А лицом в мать. Красавицей будешь. Судьбу бы тебе еще вымолить добрую.

Якунька шагал под боком и молчал, посапывал носом, прислушивался к бормотанию отца.

— А чей хлеб будем есть у тетки Савины? — спросил вдруг не по-детски настороженно и строго.

— Мой, конечно! — удивленно буркнул Иван. — Не монастырский же. И у Тереха мой ели, и здесь. Не нищие, слава богу! Мы — люди служилые, с государева жалованья живем, с оклада.

На третий день Пелагия все же выкрала дочь. Но два дня Иван прожил счастливо. И долго те воспоминания грели его душу у костров. Вскоре он стал собирать обоз на Маковский острог за рожью да по наказу воеводы должен был проверить там амбары и ясачные книги, осмотреть гостиный двор. Торговые снова жаловались на маковцев.

Загружая обоз, Иван столкнулся со скитницей Стефанией Кошелевой, которую знал давно. Монашенка испуганно взглянула на сына боярского и отскочила, как от чумного. Крестясь, понеслась в обратную сторону.