На сей раз она фыркнула:
– И что он сделает? Или, раз уж об этом речь, что собираетесь делать вы? У меня и так пожизненное. Дальше наказывать вроде некуда.
– Так вот почему вы решили себя порезать?
– Слышь, да заткнись ты уже!
Ди-Ди расценила это как положительный ответ.
Фил снова наклонился к заключенной поближе. Его руки лежали на столе, лицо по-прежнему не выражало ничего, кроме терпения. Человек, в распоряжении которого уйма времени и который по-прежнему ждет откровений.
– Знаете, что я вижу, глядя на вас? – спросил он наконец.
– Будущую жену?
– Смышленую четырнадцатилетнюю девочку, которая однажды совершила крупную ошибку. Но время вспять не повернуть. Кому как не вам об этом знать спустя тридцать лет заключения в лечебнице. Что сделано, то сделано. Можете ненавидеть Донни Джонсона за то, что он умер практически у вас на руках. Можете ненавидеть себя за непреодолимую жажду убивать. Но что сделано, то сделано. И вот вы здесь. Тридцать лет. Тридцать лет прошло, а вы все та же. Нет, вы пытались покончить жизнь самоубийством не из-за того, что кто-то вас запугивает, Шана. Вас убивает скука.
Она хитро улыбнулась:
– Хочешь меня поразвлечь, детектив?
Фил посмотрел на часы:
– Пожалуй, именно этим я и буду заниматься ближайшие двадцать минут.
– Почему так мало?
– Потому что вы ранены, Шана. Вам надо отдыхать. Не хочу препятствовать вашему скорейшему выздоровлению.
Шана моргнула, явно сбитая с толку его ласковым тоном. Однако Фил не дал ей времени на раздумья.
– Расскажите мне о своем отце.
– О ком?
– Об отце. Я слышал, вы двое были очень близки.
– Нет, – резко сказала Шана, ее лицо окаменело. Она откинулась на спинку стула. – Ничего я вам рассказывать не буду.
– Почему?
– Ты спрашиваешь об этом ради нее, верно? – Шана указала на Аделин. – Папа, папа, папа, расскажи мне все о нашем папочке. Она вечно меня просит о нем поговорить. А все потому, что она его совсем не помнит. Она была всего лишь ребенком, когда он умер.
– Да, я не помню отца, – согласилась Аделин, впервые посмотрев на Фила. – Я была совсем маленькой. То немногое, что мне о нем известно, рассказала Шана.
Выражение лица Шаны стало злорадным.
Фил не обратил на нее никакого внимания, его взгляд был по-прежнему обращен к Аделин. Заусенец на его большом пальце уже начал кровоточить, но он, похоже, этого не замечал.
– Но вы продолжали искать информацию об отце, не так ли? – спросил он Аделин.
– Да.
– У него были близкие друзья или сообщники?
Аделин закусила нижнюю губу, явно размышляя над вопросом.
– Не знаю точно, но я могу поискать. У меня остались старые полицейские отчеты…
– Что у тебя осталось? – Шана мгновенно выпрямилась на стуле.
– Полицейские отчеты, – повторила Аделин, даже не посмотрев на сестру, продолжая обращаться только к Филу. – Еще у меня есть дело Гарри Дэя. В общем, много всего. Я могу сделать для вас копии, детектив, если это, конечно, поможет в расследовании.
– Было бы здорово.
– Эй! – окликнула Шана сестру.
– Может, я могу вам еще чем-то помочь? – продолжила Аделин, игнорируя Шану, и внезапно вскрикнула: – Боже, что с вами произошло? – Она наклонилась к детективу и указала на большой палец левой руки.
– А, просто заусенец оторвал. Не обращайте…
Фил осекся, потому что в этот момент Аделин приложила палец к ранке и надавила. Он с напряженным любопытством наблюдал за ней. Аделин медленно убрала палец, осмотрела ранку, а затем кончик своего аккуратно подстриженного ногтя.
– Господи, – тихо пробормотала Аделин, – у меня весь палец в крови.
Теперь она смотрела Шане прямо в глаза. Подняв окровавленный палец повыше, она медленно стала подносить его к губам…
Реакция последовала незамедлительно.
– Нет! Нет, нет, нет! Моя!!!
Шана вскочила на ноги; стул опрокинулся, стяжки на запастьях тряслись.
– А вот и нет, – низким голосом проговорила Аделин. В ее внешнем виде не осталось ничего от профессионального психотерапевта. Теперь это была темноволосая женщина с сумасшедшим взглядом, которая, похоже, собиралась разозлить свою сестру до предела. – Я ее заслужила. Я помогла ему. Так что она моя.
– Ах ты сука…
– А ты ничего не сделала! Сидишь тут, хмылишься, типа все знаешь. Я просто уверена, что ты не помнишь нашего отца. Ты ведь тоже была маленькой. Как ты думаешь, почему я задаю так много вопросов? Потому что я знаю, что ты врешь. Можешь сколько угодно меня уверять, что помнишь Гарри, но у меня есть все данные на него. Я знаю правду, Шана. Я всегда знала правду!
– Сто пятьдесят три! – бросила Шана. Ее взгляд был по-прежнему прикован к окровавленному пальцу сестры.
Фил чуть отодвинул свой стул и уперся руками в стол, словно приготовившись драться или отступить, уж как придется.
– Сто пятьдесят три чего? – требовательно спросила Аделин.
– Ты же такая умная, вот сама и думай!
– Сейчас мы говорим не обо мне, а о тебе, Шана. Пора тебе себя проявить. Тридцать лет ты уже здесь. Детектив прав, ты очень умная и способная. Даже за решеткой ты могла бы добиться многого. Могла бы помочь в расследовании убийства, сделать хоть что-то хорошее. Может быть, тогда я перестану относиться к тебе как к подопытному кролику. Может быть, тогда я смогу называть тебя своей сестрой.
– Я знаю папу. – Шана практически выплюнула эти слова. – А ты нет.
– Так докажи это!
Сестры пристально смотрели друг другу в глаза. Фил нервно сглотнул.
– Хочешь, чтобы я оказалась полезной? – протянула Шана.
– Думаю, тебе самой это не помешает.
– Отлично. – Шана широко улыбнулась. – Завтра утром я окажусь очень полезной. Причем полезной именно для тебя. Я окажусь полезной настолько, мать твою, что меня выпустят отсюда и ты заберешь меня домой.
– Ну, это вряд ли.
– О, именно так все и будет. Даже мистер детектив с этим согласится. – Шана указала перебинтованной рукой на Фила. – И раз уж я стану твоей сестрой, а не подопытным кроликом, ты позволишь мне жить в твоем доме, Аделин. Ты даже позволишь мне спать в твоей постели. Сорок восемь часов. – Она кивнула. – Вот чего будет стоить тебе моя полезность. Сорок восемь часов я буду носить твою одежду, мыться в твоем душе, жить в твоей роскошной квартире. Такова цена моей помощи.
– Нет.
– Сто пятьдесят три, – прошептала Шана.