Европа. Борьба за господство - читать онлайн книгу. Автор: Брендан Симмс cтр.№ 107

В 1898–1903 годах международная напряженность привела к веренице кризисов, которые преобразили систему межгосударственных отношений. Первой жертвой пала Куба, где общее ухудшение гуманитарной ситуации, призывы к интервенции со стороны общественного мнения США и нарастание опасений вмешательства третьей силы в конце концов вынудили Вашингтон действовать. «Нельзя говорить, – сообщил президент Уильям Мак-Кинли критикам, – что все происходит в другой стране, принадлежащей другому народу, и потому нас не касается». Напротив, добавил президент, «эти события требуют нашего вмешательства, ибо они происходят у наших дверей». ^[785] Словом, типично берковское вмешательство по праву «близости». В конце апреля 1898 года президент упредил принятие суровой резолюции Конгресса о военной интервенции и одностороннее признание независимости Кубы объявлением войны Испании. Как сказал сам Мак-Кинли полгода спустя, это была «война за человечность», когда следовало «воспользоваться случаем и расширить границы свободы». ^[786] Испанские силы вскоре потерпели поражение на суше и на море. Гораздо более спорным виделся вопрос, как поступить с испанскими владениями в Америке. Оставшись без опеки, предостерегал лидер республиканцев Генри Кэбот Лодж, Куба «сделается Гаити или Санто-Доминго… не располагая собственной доктриной Монро для предотвращения внешней агрессии». ^[787]

Тем временем длительная борьба за превосходство в Центральной Африке между Великобританией и Францией достигла своей кульминации. Обе державы быстро заполнили «вакуум», оставленный поражением итальянцев при Адуе, распадом египетской империи и последующим крахом государства махдистов. В начале 1898 года французский исследователь и армейский офицер Жан-Батист Маршан достиг Фашоды; две недели спустя он столкнулся с британским генералом Гербертом Китченером, который возвращался после разгрома войска махдистов в Омдурмане. Война за «египетское наследство», которая бушевала после взятия Хартума силами Махди, грозила перерасти в полномасштабный европейский конфликт. Франции предстояло выбирать между схваткой за расширение колониальных владений ради паритета сил с Германией и достижением той же цели за счет умерения колониальных аппетитов посредством уступок Лондону. Париж выбрал отступление, избавился от своей доли в Центральной Африке по максимальной цене. Фашода, как и в целом французские заморские владения, выполнили свою задачу: их обменяли на возможность союза с Великобританией, от которого зависела безопасность Франции в Европе.

Британское внимание после этого переместилось на Южную Африку, где становились все напряженнее отношения с Трансваалем и Оранжевым Свободным государством (особенно после фиаско Джеймсона). Богатство ресурсов, запасы золота и залежи алмазов сами по себе значили немного. Южная Африка имела жизненно важное геополитическое значение, поскольку обеспечивала тыловую морскую базу в Дурбане, которая охраняла путь в Индию. Нельзя было допустить, чтобы она оказалась в руках другой европейской державы, тем более Германии, которая уже обосновалась на северо-востоке (современная Танзания) и на северо-западе (современная Намибия). Понимая, что аннексия неизбежна, Крюгер решил ударить первым. В октябре 1899 года буры устроили молниеносную атаку на Капскую провинцию. Понадобились немалые усилия Лондона и империи в целом, чтобы отбить это нападение. Представлялось критически важным, поддержат ли буров другие великие державы, способные изрядно урезать Британскую империю, как поступили Франция и Испания в ходе американской войны за независимость. ^[788] Всю Европу охватили пробурские чувства, которые были особенно сильны во Франции, Германии и Ирландии; кроме того, Париж и Санкт-Петербург планировали совместные военные действия в 1900 году: предусматривались высадка французов в Великобритании и русское вторжение в Афганистан. Даже велись разговоры о разделе Британской империи – Гибралтар отходил Испании, Франция укреплялась в Африке, а Россия утверждалась в Центральной Азии. Но «момент Саратога» ^[789] миновал, а к маю 1902 года буров уже разбили.

События в Африке были безусловно важны для европейского и глобального баланса сил, однако они выглядели менее значительными по сравнению с борьбой за доминирование на Дальнем Востоке. «Штормовой центр мира переместился в Китай, – заявил госсекретарь США Джон Хэй. – Тот, кто поймет суть управления этой империей… обретет ключ к мировой политике на ближайшие пять столетий». ^[790] Слабость китайской правящей династии привлекала великие державы, искавшие ресурсы, рынки и престиж и стремившиеся лишить всего этого своих соперников. Русские наступали с севера, тем самым раздражая японцев, и в марте 1898 года арендовали Ляодунский полуостров, который Токио вернул Китаю тремя годами ранее под давлением международного сообщества. Германия, Франция, Великобритания и другие страны тоже заваливали исками и претензиями двор Поднебесной. Китайские националисты считали, что «Срединному царству» угрожают со всех сторон, а потому подняли восстание против чужеземного владычества. «Боксерское восстание» спровоцировало международную интервенцию, вовсе не потому, что великие державы объединились в «западном» негодовании на «восточные» зверства, но потому, что они опасались усиления конкурентов, которые могли получить преимущество благодаря одностороннему вмешательству. Европейская публика ожидала полного раздела китайской империи, но этого не случилось, поскольку такого развития событий не допускал баланс сил в регионе.

Глобальные кризисы рубежа веков оказали сильное влияние на европейскую внешнюю и внутреннюю политику. В Лондоне опыт дипломатической изоляции периода Англо-бурской войны вызвал жаркие дебаты по большой стратегии. Министр иностранных дел лорд Лэндсдаун теперь осуждал «затхлые формуляры» и «старомодные суеверия» относительно вовлеченности в континентальные дела. В 1902 году он писал: «На первый взгляд, если не имеется никаких дополнительных ограничений, страна, которой посчастливилось обзавестись многими союзниками, в лучшем положении, нежели та, у которой их мало или вообще нет». ^[791] Но с кем заключать союз и против кого? С Францией отношения медленно налаживались, но все еще существовали серьезные трения из-за Северной Африки. Россия оставалась угрозой, и именно против нее была направлена первая дипломатическая инициатива Великобритании в новом столетии – англо-японское соглашение 1902 года. Основное беспокойство, впрочем, вызывала Германия, которая выказывала горячее сочувствие бурам и морские амбиции которой воспринимались как прямой вызов британскому морскому владычеству. ^[792] Сэр Эдвард Грей, которому вскоре предстояло стать министром иностранных дел, заметил в январе 1903 года, что Берлин отныне «наш худший враг и самая главная опасность». Обсуждение в апреле того же года в чрезвычайно влиятельном клубе «Коэфишиентс», где выступал Грей, обозначило широко распространившееся ощущение: «Что касается Германии, налицо уверенность в том, что ее заморские амбиции, ее экономическое развитие и стремительное увеличение численности населения делают ее серьезным конкурентом нашей страны». ^[793] К концу 1903 года немецкая угроза, если коротко, вытеснила российскую в качестве основной в британской внешней политике. ^[794]