Медный всадник - читать онлайн книгу. Автор: Полина Саймонс cтр.№ 108

– Ты и так не умрешь, – утешила Татьяна, гладя сестру по щеке.

– Не хочу умереть, хотя бы раз в жизни не испытав того, что чувствуешь ты… – тяжело дыша, призналась Марина. – Хотя бы раз в жизни, Таня.

– А что испытала Таня? – словно издалека донесся голос Даши.

Марина не ответила.

– Танечка… Как это бывает?

– Что бывает? – допытывалась Даша – Холод? Голод? Безразличие? Постепенное умирание?

Татьяна продолжала нежно гладить Марину по щеке.

– Как будто ты не одна, – объясняла она. – Ну, где же твоя сила? Помнишь, как я гребла, а вы с Пашей плыли рядом, пытаясь догнать лодку? Где твоя сила, Маринка?

Наутро Марину нашли мертвой.

Даша едва взглянула на тело сестры.

– Хорошо хоть карточки ее остались, – бросила она.

Татьяна покачала головой:

– Она уже выбрала норму. Сейчас середина месяца. У нее ничего не осталось до конца декабря.

Татьяна завернула труп в простыню, мама зашила ее сверху и снизу. Они спустили Марину вниз по ступеням. Просто подтолкнули, и тело скатилось по льду. Потом вытащили ее на улицу и попробовали поднять на санки, но не смогли. После того как Татьяна перекрестила Марину, труп оставили прямо у подъезда.

2

Еще день. Еще укол витамина. Еще двести граммов черного, как уголь, хлеба. Татьяна делала вид, что ходит на работу, лишь бы получать рабочие нормы, но дела там не было. Только сидеть у постели умирающих.

Через неделю после смерти Марины Даша, мама и Татьяна сидели у едва тлеющей буржуйки. Все книги кончились. Кроме тех, которые Татьяна спрятала под кроватью. Уголья почти не освещали комнату. Мама шила в темноте.

– Что ты шьешь, мама? – спросила Татьяна.

– Ничего. Ничего особенного. Где мои девочки?

– Здесь, мама.

– Даша, помнишь Лугу?

Даша помнила.

– Дашенька, помнишь, как у Тани рыбья кость застряла в горле и мы не могли ее вытащить?

Даша помнила.

– Тогда ей было пять.

– Паша. У него были такие маленькие ручки. Сунул руку ей в горло и вытащил.

– А помнишь, мама, как наша Таня выпала из лодки на озере Ильмень и мы все попрыгали за ней? Думали, что она плавать не умеет, а она как принялась грести по-собачьи от лодки!

Мама помнила.

– Тогда ей было два.

– Мама, – спросила Татьяна, – а помнишь, как я вырыла яму во дворе, чтобы поймать Пашу в ловушку, а потом забыла зарыть? И ты в нее упала.

– И не напоминай. Я до сих пор злюсь.

Они попытались засмеяться.

– Танюша, – выдохнула мама, орудуя иголкой, – когда родились вы с Пашей, мы были в Луге, и пока вся семья ахала над Пашей, повторяя, какой он чудесный мальчик и какой красавец, семилетняя Даша подняла тебя и заявила: «Вы все можете взять себе черненького, а я беру беленькую. Эта девочка моя». Мы еще шутили, мол, если хочешь, Даша, бери ее себе, корми и ухаживай. Можешь даже назвать ее. – И мама дрожащим от слез голосом добавила: – Наша Даша сказала: «Я хочу назвать моего ребенка Таней».

Еще день. Еще укол витамина С для Татьяны. Ее пальцы кровоточили на куски хлеба, которые она отрезала для матери и сестры.

Еще день. Зажигалка упала на крышу. Тушить ее было некому. Ни Маришки. Ни Антона, ни Кирилла, ни Кости, ни Татьяны. Она прожгла крышу, провалилась до четвертого этажа, выходившего на церковь на Греческой. Никто ее не потушил. Она тлела целый день. И наконец выгорела.

В самом деле в городе стало тише или так только казалось Татьяне?

Либо она глохла, либо бомбили не так часто. Налеты и обстрелы продолжались, но стали короче и не такими жестокими, словно гитлеровцам все это до смерти надоело. И почему нет? Кого тут бомбить?

Татьяну?

Дашу?

Маму?

Только не маму.

Она все еще держала белый камуфляжный халат, который так и не успела дошить. Так и не сняла повязанного под шерстяной шапкой платка. Так и не встала со стула перед потухшей буржуйкой.

– Не могу, – пробормотала она. – Не могу больше.

Руки замерли. Голова не двигалась. Глаза остались открытыми. Татьяна видела, как изо рта вырвалось последнее облачко пара. Маленькое. Почти незаметное. И исчезло.

Девушки встали на колени перед матерью.

– Жаль, что мы не знаем ни одной молитвы, Даша.

– По-моему, я знаю строчку из «Отче наш».

Спина Татьяны, прижатая к буржуйке, еще была теплой.

– Какую строчку?

– Хлеб наш насущный даждь нам днесь.

Татьяна положила руку на колени матери.

– Похороним маму с шитьем.

– Похороним маму в шитье, – поправила Даша. – Смотри, она сшила себе саван.

– Отче наш, – попросила Татьяна, держа ледяную руку матери. – Хлеб наш насущный даждь нам днесь…

Она осеклась.

– А что дальше, Даша?

– Что дальше… как насчет «Аминь»?

– Аминь, – повторила Татьяна.

Вечером они разрезали хлеб на три части. Даша съела свою, Татьяна – свою. Материну оставили на тарелке. Ночью они лежали обнявшись.

– Не бросай меня, Таня. Я не смогу выбраться без тебя.

– Никогда не брошу, Дашенька. Мы всегда будем вместе. Ты же знаешь, в разлуке мы не сможем. Нужно, чтобы кто-то был рядом – напоминать о том, что мы все еще люди, а не животные.

– Нас осталось только двое.

Татьяна прижала к себе сестру. «Ты. Я. И Александр».

Александр вернулся несколько дней спустя. Темные круги под глазами и густая черная борода придавали ему вид пирата, но во всем остальном он мало изменился.

Татьяне сразу стало легче при виде его… Но что она могла сделать?

Даша стояла в коридорчике, и он обнял ее. Татьяне оставалось жаться к стене и наблюдать. А он наблюдал за ней.

– Как ты? – едва слышно выдохнула она.

– Лучше не бывает. Как мои девочки?

– Не слишком хорошо, – пожаловалась Даша. – Вернее, совсем плохо. Даже не смогли вынести маму во двор. Похоронных команд приходится дожидаться по месяцу. А у нас самих нет сил.

Она пошла вперед. Проходя мимо Татьяны, Александр провел ладонью по ее щеке.

Он завернул мать в саван и отнес тело вниз, стараясь не поскользнуться на лестнице. Потом положил на детские санки Татьяны и повез на Старорусское кладбище. Девушки брели следом. Он сумел отодвинуть лежавшие у ворот тела, чтобы осторожно провезти маму внутрь кладбища и положить на снег. И даже сломал две веточки и протянул их Татьяне. Та куском бечевки связала крестик, который они положили на грудь мамы.