Медный всадник - читать онлайн книгу. Автор: Полина Саймонс cтр.№ 107

Что дальше?

– Расскажи нам анекдот, Татьяна.

Вздох.

– Покупатель просит продавца: «Можно отрезать пять граммов колбасы?» – «Пять граммов? Издеваетесь?» – «Вовсе нет. Если бы я издевался, попросил бы нарезать».

Короткое молчание.

– Молодец, дочка.

Татьяна возвращалась к себе, волоча за собой по коридору ведро воды. Дверь психа Славина была закрыта. До Татьяны неожиданно дошло, что она закрыта уже давно. Зато дверь Петровых была распахнута. Петров сидел за маленьким столиком, безуспешно пытаясь свернуть самокрутку.

– Вам помочь? – спросила она, оставив ведро на полу и подходя к нему.

– Спасибо, Танечка, – глухо пробормотал он. Его руки тряслись.

– Почему вы дома? На работе по крайней мере хоть есть дают. На Кировском ведь еще кормят, правда?

Кировский, постоянно находившийся под огнем немецких пушек, бивших с Пулкова, был давно разрушен, но строители ухитрились возвести цехи поменьше внутри разрушенного фасада, и еще несколько дней назад Петр Павлович ездил туда на трамвае.

Татьяна смутно припомнила маршрут номер один.

– Что случилось? Не хотите идти?

Петров покачал головой:

– Не волнуйся за меня, Танюша. У тебя и своих бед полно.

– Скажите, дело в бомбах?

– Да нет.

– Значит, ни еда, ни бомбы тут ни при чем?

Она посмотрела на его лысую ссохшуюся голову и прикрыла дверь.

– Тогда что? – уже спокойнее повторила она.

Петров рассказал, что почти перебрался на Кировский, где чинит разбитые танковые моторы. Запасных частей и новых моторов почти не поступало.

– Я придумал, как вставлять в танки авиационные моторы. Чиню и вставляю в танки.

– Значит, получаете рабочие нормы? Триста пятьдесят граммов хлеба?

– Да. Видите, пришел домой, а сил идти обратно нет. Вот отдохну немного, может, тогда… Тоскливо мне, да Любу все равно не вернешь.

Татьяна невольно отступила.

– Ужасно жаль Любу, – пробормотала она и потихоньку ушла.

Когда она возвращалась с работы, дверь Петровых по-прежнему была распахнута. Татьяна заглянула в комнату. Петров по-прежнему сидел за столом с погасшей самокруткой в руке. Он был мертв. Татьяна дрожащими руками перекрестила его и закрыла дверь.

Они смотрели друг на друга, с кушетки, с кровати, с другого конца комнаты. Все четверо. Теперь они ели и спали в одной комнате. Ставили тарелки на колени и съедали вечернюю порцию. А потом садились перед буржуйкой и смотрели в огонь через маленькое оконце. Этот огонек был единственным светом в комнате. У них были и фитиль, и спички, но ни капли керосина для лампы. Если бы только хоть немного…

О господи!

Татьяна вспомнила.

Моторное масло. То самое масло, которое велел купить Александр в то июньское воскресенье, когда еще продавалось мороженое, светило солнце и была надежда. Он говорил ей… а она не слушала.

И что теперь?

Даже тиканья не слышно.

– Марина, что ты делаешь?

Марина срывала обои со стены. Оторвав кусок, она подходила к ведру, окунала туда бумагу, брала ложку и соскребала клейстер.

– Сегодня в очереди одна женщина говорила, что клейстер делали из картофельной муки.

Татьяна осторожно отобрала у Марины обрывок.

– Картофельной муки и клея.

Марина едва не ударила ее.

– Не трогай! Оторви себе сама, если хочешь.

– Клей, Марина, – повторила она.

– И что же?

– А что, если отравишься?

Марина беззвучно рассмеялась, соскребая влажный клейстер и отправляя в рот.

– Даша, что ты делаешь?

– Растапливаю буржуйку.

Даша стояла перед печуркой, бросая в огонь книги.

– Ты жжешь книги!

– Нужно же как-то согреться!

Татьяна схватила сестру за руку:

– Нет, Даша! Прекрати! Только не книги! До такого мы еще не дошли!

– Таня! Будь у меня больше сил, я бы убила тебя, разрубила на куски и съела, – бросила Даша, швыряя в печку очередную книгу. – И не учи меня…

– Нет, Даша, – повторила Татьяна, не выпуская ее руки. – Не книги.

– Но у нас нет дров, – спокойно парировала Даша.

Татьяна бросилась к кровати. Зощенко, Джон Стюарт Милль, английский словарь…

Она вспомнила, что в воскресенье днем читала Пушкина и неосторожно оставила драгоценный томик у кушетки.

Девушка повернулась к Даше, продолжавшей неустанно бросать в огонь одну книгу за другой, и с ужасом увидела у нее «Медного всадника».

– Даша, нет! – взвизгнула она, бросаясь на сестру.

Откуда у нее взялись силы кричать? Набрасываться? Откуда взялись силы на эмоции?

Татьяна вцепилась в книгу, ВЫДРАЛА из цепких Дашиных пальцев.

– Не смей, – дрожа, повторяла она. – Это моя книга.

– Все они наши, – вяло протестовала сестра. – Какая разница? Главное – не замерзнуть.

Татьяна была так потрясена, что не могла ничего сказать и только молча лизала губы.

– Но почему книги? – выговорила она наконец. – А мебель? Стол и шесть стульев. Если экономить, нам хватит на всю зиму.

Она вытерла губы и уставилась на руку. Тыльная сторона ладони была в крови.

– Хочешь сама распилить мебель? – хмыкнула Даша, расправляясь с «Коммунистическим манифестом» Маркса. – Милости просим, берите пилу и действуйте.

С Татьяной, должно быть, происходило что-то страшное. Откуда кровь?

Она не хотела пугать мать и сестру. Марина уже ничего не боялась. Но придется ждать Александра. Он объяснит, что с ней творится.

Но прежде чем он вернулся и она успела расспросить его, оказалось, что и у Марины то же самое.

– Пойдем, Марина, – коротко сказала она. – Пойдем в больницу.

Пришлось долго ждать, пока доктор наконец нашел время осмотреть их.

– Цинга, – коротко бросил он. – Цинга, девушки. Внутреннее кровоизлияние. Стенки сосудов становятся тоньше, и капилляры лопаются. Вам необходим витамин С. Посмотрим, можно ли сделать укол.

Обеим сделали укол витамина С.

Татьяне стало лучше.

Марина не поправлялась.

Ночью она прошептала Татьяне:

– Слышишь, Таня?

– Что тебе, Маринка?

– Я не хочу умирать… – выдавила она и, если бы могла плакать, заплакала бы. Но сумела только издать глухое рыдание. – Я не хочу умирать, Таня. Не останься я с мамой, жила бы теперь в Молотове, с бабушкой…