И Летти переболела горем и рвалась теперь туда, где все было пока зашторено, законсервировано, закрыто наглухо. Она рвалась туда, словно срочно надо было запустить кровеносную систему. Запустить, пока не отмерло окончательно то, что приносило и горе, и слезы, но что начиналось со счастья.
И вот она у адвоката, в ее руках конверт, который она откроет, сидя на террасе своего дома. Она так решила. И что бы там ни было написано, оно уже не изменит ее жизнь, не сделает горше, тяжелее. Все, что она прочтет, останется там, в прошлом, которое превратилось просто в воспоминание.
Летти поблагодарила адвоката, сунула конверт в сумку и вышла на улицу. Этот город обладал свойством меняться и оставаться прежним. Это свойство мегаполисов на руку людям – здесь хватает места и прошлому, и будущему. Летти, улыбаясь, шла по улице, как вдруг зазвонил мобильный телефон. Летти полезла в сумочку.
– Скарлетт, я думал ты никогда не вернешься из России. Я думал, ты там останешься, – пробасил Майлз.
– Я была в России почти год. Там холодно. Но очень хорошо. – Летти счастливо рассмеялась. Именно его, именно Стива, сейчас не хватало рядом. В ее жизни, которая наконец стала почти прежней, не хватало друга – стойкого, верного и чуть влюбленного.
– Я приглашаю тебя на свидание, Скарлетт, – словно прочитал ее мысли Майлз.
– С удовольствием! Я так давно не была на свиданиях.
Они встретились в том самом кафе, куда Летти и Дик обычно ходили обедать, когда бывали в городе. И выбрала это место именно Летти, и, не сокрушаясь о прошлом, она, войдя в знакомое помещение, только промолвила: «А стены стали светлыми!»
Она ничего не забыла, это время превратило прошлое в драгоценность, которую каждый раз на свет не вытаскиваешь.
– Здравствуй, Скарлетт!
Она оглянулась. Перед ней стоял Стив Майлз. В руках он держал маленький букетик цветов.
– Это тебе.
– Спасибо. – Летти поднесла букет к лицу.
– Они не пахнут. К сожалению. Но очень милые. – Стив серьезно посмотрел на Летти.
– Это не важно. Пахнут они или нет. Главное, мне их подарили, – искренне ответила она. Стив Майлз почти не изменился. Он все так же был высок, силен, особой полноты не наблюдалось, Летти даже показалось, что он похудел. «Ему не дашь его возраст, – подумала она, – ему сейчас пятьдесят девять, а выглядит лет на пятьдесят. Он в молодости казался старше своих лет».
– Ты просто красавицей стала! Неужели холод России так действует?!
– Ты хочешь сказать, что раньше я была некрасивой?
– Ты была не красивой, а милой. Теперь ты красавица.
Летти задумалась. Она вспомнила тетю Аглаю, про которую говорили, что свое лицо она «приобрела» в пятьдесят лет. «Мне сейчас сорок шесть, я успела раньше», – подумала Летти. Как ни странно, перемены она заметила сама. В зеркале отражалась худощавая брюнетка с цепким, уверенным взглядом темных глаз. Никакой мягкости, неуверенности, никаких сомнений. Летти стала пользоваться косметикой и модно одеваться. Глядя на нее, вспоминались все самые удачные рекомендации дамских журналов.
– Ты наконец-то стала другой. Ты готова к жизни. – Майлз с грустью посмотрел на нее.
– Ты этому не рад?
– Рад, но…
– Что – но? – Летти серьезно посмотрела на Стива. – Майлз, мы знакомы тысячу лет. Мне можно сказать все, что угодно!
Стив только улыбнулся. Сказать Летти, что, несмотря на все слухи о его связях с актрисами, все это время он любил только ее, это означало испортить все дело. Летти только бы рассмеялась в лицо. Она, которая предпочитала ясные линии и четкие формы, она не признавала подобного лукавства.
– Ты когда вернешься в мастерскую? – перевел он разговор.
– Скоро. Очень скоро! – Летти счастливо улыбнулась. – Понимаешь, Стив, вот только сейчас я способна ровно дышать, понимаешь, я даже не замечаю, как это у меня получается. А ведь еще год назад мне казалось, что каждое мое движение причиняет боль. Сейчас все по-другому. Понимаешь, столько дел, столько всего, чем я раньше жила, а потом забыла, отодвинула… Мне хорошо сейчас, как будто я все начинаю заново и знаю, что все получится!
– Это же здорово, Летти, – улыбаясь, смотрел на нее Стив.
– Знаю и очень боюсь спугнуть это ощущение.
– Ерунда, никуда оно уже не денется! Это все в прошлом.
– Наверное, ты прав. А как ты?
– Хорошо, – пожал плечами Майлз, – только закончились съемки. Вот теперь отдыхаю.
– Приезжай ко мне. Приезжай. Ты же знаешь, нет ничего лучше нашего стеклянного дома! Понимаешь, я из Петербурга сбежала, потому что поняла, что умру, если не увижу воду, песок, не увижу наши сосны и… стеклянные солнечные стены. Ах, Стив, какое счастье, что Дик купил этот дом!
– Да, верно, дом хорош. И это твой дом, Летти. Именно твой. Ты так любишь солнце!
– Стив, я тебя жду. Даже ничего не хочу слышать. Я уезжаю сегодня, мне надо пса забрать, он пока в приемной семье. Он, наверное, совсем забыл меня. Потом я приготовлю тебе комнату, а завтра я тебя жду. И не принимаю отказов, живи сколько надо, пока не придешь в себя. Я буду работать в мастерской, будем ходить гулять, будем сидеть на террасе и смотреть на воду. Майлз, дело решеное, я жду тебя!
Летти посмотрела на часы.
– Ты спешишь? – Стив как-то замялся.
– Да, пора. Я хочу быстрее домой. Мы вот с тобой поговорили, и мне кажется, что я сейчас умру, если не увижу его. Я вообще не понимаю, что я тут делаю в этом Нью-Йорке!
Летти встала, подхватила сумочку:
– Я тебя жду завтра!
И, не слушая возражений, пошла к выходу.
И Стив приехал. И пес, ошалевший от радости – он все никак не мог поверить, что его хозяйка вернулась, – облаял гостя, испачкал его лапами, исслюнявил лицо. Стив только смеялся – он был рад увидеть Летти, но испытывал смущение. Ведь это был их дом – Дика и Скарлетт. Это было не просто место жизни, это был символ их любви, скорее символ любви Дика. А Стив приезжает сюда, чтобы… Стив даже самому себе не решался признаться, зачем он сюда приезжает. «Навестить вдову умершего друга. Помочь, поддержать, побыть рядом. Поговорить о работе – о новом фильме. Узнать о ее работе», – все это он перечислял в уме, но в душе отлично понимал, что приезжает он, потому что любит. И потому что нет никаких преград между ними – двумя одинокими людьми.
– Ах ты негодник! Ну-ка, на место! – кричала на пса Летти и, оборачиваясь к Майлзу, объясняла: – Он от рук отбился, его так баловали, что он совсем совесть потерял.
И Стив, слушая ее, смотря на ее лицо, понимал, что она тоже смущена, что в этом доме, несмотря на время, жив дух Дика. Что все – от самой мелочи до огромного книжного шкафа – имело отношение к нему, что это часть его, его жизни. И хоть и прошло три года, а декорации те же, и других людей, другую жизнь они не подразумевают.