Летти задумалась. Она была одна, свободна и ничем не занята. Предложение было великолепным: можно было сменить обстановку – уехать на запад страны, жить в оживленном студенческом городке среди молодых людей, которые могли подпитать ее своей энергетикой. Предложение было отличным еще и потому, что это была дань памяти Дику. Дань памяти его работам, его творчеству. Предложение было отличным, потому что она наконец покинет этот стеклянный дом. Дом любимый, но сейчас давящий своей звенящей пустотой.
– Спасибо, но я вынуждена отказаться. Может быть, когда-нибудь в другое время. Чуть позже. Вы понимаете меня, надеюсь?
На другом конце сочувственно поддакнули. Потом выразили сожаление по поводу отказа и надежду на будущее сотрудничество. Летти положила трубку. Все же она поступила правильно. Ей предстояло пережить этот год, этот первый год без Дика, ей предстояло похоронить, теперь уже мысленно, все то, что могло омрачить память о прошлом, ей предстояло разобраться в себе, в своих чувствах. В конце концов, ей предстояло вернуться к работе, к скульптуре. Летти посмотрела на маленькую статуэтку, которую она сделала когда-то давно: «Я должна вернуться к работе. И у меня есть цель – памятник Дику». Она вздохнула и вышла на террасу.
В тот день опять обещали шторм. Неделю службы перестраховывались – вечером объявляли уровень повышенной опасности, а наутро всех встречало ясное небо и солнце. «Сегодня не ошибутся. Небо вон какое беспокойное!» – Летти пила чай, поглядывая в окно. Она встала рано, сделала зарядку, обошла идеально убранный дом и навела еще больший порядок. Один глоток чая, и она будет на берегу. Несколько километров быстрой ходьбы каждый день спасали ее от бессонницы и снотворного.
Летти нацепила куртку, кепку и вышла из дома. Ветер уже был сильным, ноги утопали в песке – его переносило с места на место, словно барханы. Летти решила, что несколько километров при таком сопротивлении будет многовато, и свернула в дюны. Сосны здесь уже были большими, молодая поросль торчала свечками в белом песке. Летти уже было ступила на дорожку, как услышала тихий звук. Звук был похож на птичий говор, только вот больно низкий тембр. Летти остановилась, прислушалась, потом сделал шаг в сторону кустов. Она раздвинула ветки и увидела щенка. Щенок был огромным. Летти даже удивилась, что не заметила его сразу. Толстая мохнатая попа придавила молодую сосенку, сосенка ответила уколом многочисленных иголок. Впрочем, щенок это не чувствовал. Он сидел, словно панда, и что-то бормотал себе под темный мокрый нос.
– Как же я тебя домой отнесу. Тебя же поднять еще надо. А сам, поди, не захочешь идти? – Летти осторожно погладила пса. Тот замолчал, посмотрел на Летти и отвернулся.
– С характером, да? Ну, тогда пойдем. – Летти потянулась к щенку, взяла его под передние лапы и стала поднимать. Вот уже морда оказалась вровень с ее лицом, а щенок все не заканчивался. Туловище было мохнатым и длинным. «Какой ты огромный!» – изумилась Летти, подхватила пса и, отворачиваясь от ветра, направилась к дому. Дома жильцу выдали миску для еды, миску для воды и старый мячик – им когда-то играл кот Хвост. Все это пес почти проигнорировал, но тут же вытащил на середину комнаты маленький коврик. Подмяв под себя угол, щенок улегся и тут же заснул. Летти сидела и не шевелилась – во-первых, она боялась разбудить его, а во-вторых, она с удивлением обнаружила, что за все это время не задала вопрос: «Откуда он здесь взялся?» Словно она кого-то ждала и этот кто-то оказался этим огромным мохнатым увальнем.
На следующее утро они собрались гулять. Летти успела купить поводок и теперь думала, как уговорить пса надеть его.
– Понимаешь, такой порядок! Такой закон! Еще и намордник нужен, но уж ладно, с этим подождем. Но без поводка первый раз на улицу идти нельзя! – Летти заваривала чай и громко разговаривала. Собака была где-то сзади, под большим обеденным столом.
– Ты меня слышишь, я же с тобой разговариваю! – воскликнула Летти и машинально продолжила: – Дик! Ты слушаешь меня или нет?!
При этих своих словах она выронила чайную ложечку, а пес вскочил со всех ног и кинулся к ней. Летти на минуту замерла, а потом спокойно произнесла:
– Ну, что ж, Дик, пошли гулять.
Что подумали соседи, узнав, что у нее появилась собака по имени Дик, Летти так и не узнала. В этих местах жили люди деликатные и воспитанные.
Глава 8
Навстречу солнцу
Как сердце понимает, что наступила пора? Как сердце и душа просыпаются от тоски, от печали, от безысходности? Никто этого не знает. Это происходит само по себе, и порой вестниками это новой жизни становятся впечатления. Маленькие, пугливые, словно птички, они вдруг промелькнут: «А светает уже раньше» или «Мать-и-мачеха цветет, значит, действительно весна!». Еще вчера ты был лишен вкуса, обоняния и осязания, а сегодня на какое-то мгновение ты опять почувствовал жизнь.
Когда вдруг такое с тобой происходит, не вздумай сопротивляться. Подчинись неведомым и неизученным законам. Пока человечество не записало их в свои учебники и пособия, не применило и не зарегулировало, они будут самыми действенными лекарствами от такого недуга, как горе.
Дик Чемниз или был очень умным человеком, или хорошо знал Летти, или, как всякий лицедей, обладал прекрасной интуицией. Хотя, скорее всего, верно и первое, и второе, и третье. Поэтому он точно рассчитал, когда адвокат должен вручить Летти письмо, написанное Диком перед смертью.
Прошло три года. Летти сидела в кабинете адвоката и держала в руках конверт. Несколько месяцев назад она вернулась из России и сейчас жила в Нью-Йорке. Она пока не возвращалась в свой стеклянный дом на берегу океана – хотелось закончить все дела, связанные с работой. В памяти еще была тишина гостиничного номера и шум за окном – это гремел трамваями Ленинград, теперь Санкт-Петербург. Город, который она узнала и даже полюбила, выпрямлял после зимы некогда скованные льдом и снегом затекшие проспекты, бульвары, набережные. Город обретал человеческие черты, принимал аппетитные формы, дурманил запахами. Летти прожила здесь всю зиму, холодную, ветреную. Свою дорогу в Русский музей, где она проработала почти год, Летти называла «катком». Улицы, засыпанные снегом, чистили плохо. Но Летти не обращала внимание на это. Она видела красоту зимнего Летнего сада, Михайловского парка, ей посчастливилось увидеть город обнаженным – без зелени деревьев и поэтому особенно впечатляющим своими формами. Контракт заканчивался в конце весны, но уезжала она много позже, в конце лета. Ее уговорили задержаться и уговаривали поработать еще хоть полгода.
– Не уезжайте. Останьтесь хоть еще на несколько месяцев. Мы готовим сейчас выставку старинной европейской скульптуры. Интересно проследить взаимовлияние русских и зарубежных мастеров. Нам нужен специалист такой, как вы.
– Я уж и не такой знаток. Волею случая. Мне было очень хорошо в Петербурге, но надо возвращаться. Надо срочно возвращаться домой.
Но она задержалась. И это было ее посильной благодарностью за тот приют, который дал этот город. За то, что он смягчил ее горе своей прямоугольной северной красотой. Летти Ломанова не удивлялась теперь своему решению приехать сюда, не видела ничего странного в своем выборе – наверное, от предков передалась память места. И память не подвела, и предки не подвели, и город отвлек и тем защитил от прошлого.