Как-то раз Дик уснул рано. Стив и Летти сидели молча, боясь пошевелиться. Потом, переглянувшись, тихо поднялись и вышли на цыпочках на террасу. Ночь была такой славной – без обычной сумеречной торжественности, без ювелирного блеска луны, без тишины, в которой таились одиночество и вечность. Ночь была самой обычной – в такую ночь шмыгают кошки, тихо шумят деревья, бумажный мусор катится по дороге. Эта ночь была свойская, не пугающая, ночь, которая с готовностью прикрывала и помогала утаивать. Летти принесла бутылку вина и два бокала. Сначала они сидели молча, потягивая теплое терпкое вино. Потом Летти сказала:
– Стив, ты меня поймешь. Пожалуй, только ты правильно поймешь и не подумаешь обо мне плохо.
– Слушаю, Летти. – Стив налил им еще вина.
– Стив, Дик заболел… Это из-за… Понимаешь, ты же с ним был на съемках, ты же все всегда видишь, все замечаешь, я же знаю это… Так вот, скажи, Дик… Я понимаю, что сейчас не время, сейчас нельзя об этом говорить, но…
– Летти, это переливание крови. Дику стало плохо на съемках. Переутомление, жара, нагрузки зверские. Я еще, дурак, гонял их… Ты не представляешь, сколько дублей было! Все падали с ног. Я объявил перерыв и что-то стал выяснять. Орал, шумел… Никто не заметил, как Дик отошел в сторону, в тень, спохватились, нигде нет, а он без сознания.
– Почему я об этом не знала?! Почему мне никто не сказал?!
– Дик вообще в этом смысле немногословен. Он тебе когда-нибудь жаловался? Он никогда никому не жалуется. Он всегда спокоен, он всегда приветлив, он из тех людей, с которыми всегда комфортно, которые не досаждают своими проблемами. И, по-моему, все привыкли к этому. – Майлз вздохнул. – Даже я, который знал его отлично.
– Стив, но почему он не пошел в трейлер? Почему не пожаловался, почему оставался на жаре?
– Я не велел расходиться. Мне хотелось нагнать график.
– И что дальше?
– Его отвезли в больницу. Но не в центральную, а в какую-то маленькую, ближайшую. Там поставили капельницу, кололи витамины и сделали переливание крови. Так советовали. Дик был полностью изможден. Все-таки он работал на износ. Ты сама это знаешь.
– И что, Стив, ты думаешь, что все из-за переливания крови?
– Я думаю, да. Видишь ли, я выбрал для съемок самое дешевое, но не самое спокойное место. Там все разваливалось. В центре еще был порядок, а чуть отъедешь… Думаю, что это я виноват – не было бы той гонки, не было всего этого. Так что прости меня, Летти. – Стив посмотрел на нее.
Летти думала о своем.
– Стив, то есть это не?..
– Летти, никаких других причин нет. Что бы ты ни думала. Кто бы что ни говорил. Да, Дик пользовался успехом. Но он был верен тебе.
– Мы не виделись иногда по полгода.
– И что?
– У него были поклонницы. И поклонники.
– И что?
– Он мог заразиться от кого-нибудь.
– Летти, ты тогда выбери вариант ответа, наиболее удобный тебе. Ведь, чтобы я сейчас ни сказал, ты до конца не поверишь.
– Не знаю.
– А какая сейчас разница? Умирает твой муж. Он любил тебя. Ты любила его. И прожили вы прекрасное время. А самое главное, вы скоро расстанетесь и никакие слова друг другу уже не скажете. Этого ли не достаточно, чтобы просто верить в то, во что надо верить?
Летти замолчала, она пила вино, но не пьянела. Только ночь становилась все теплее и теплее.
Дик умер в июне тысяча девятьсот девяносто восьмого года.
– Лето. Как же я люблю лето! Много солнца, ветра, воды, – улыбнулась Летти.
Они сидели рядом с Диком на террасе и наблюдали за прибоем. День действительно был прекрасный. Уже отгремели грозы, отшумели дожди, такие неизбежные в конце мая – начале июня. Уже в полдень бывала жара, а вечера и ночи стали по-настоящему теплыми.
– Как ты думаешь, если завтра на яхте сходить в порт? Погоду обещают хорошую, ясную. Откроем сезон, а?
Летти замолчала. Дику вряд ли под силу было такое путешествие, но она упрямо вслух планировала все, что раньше было привычным и обыденным. Тем самым поддерживая в нем веру в то, что, несмотря на болезнь, жизнь может остаться прежней. Когда у Дика были еще силы, он начинал спорить, доказывая, что нет ничего глупее пустых надежд. Но чем ближе был конец, тем охотнее он верил в чудо. Летти смотрела на океан и ждала, что ответит муж. Она знала – Дик слаб, что ему с трудом дается каждое движение и слово. Но она не обижала его – она не показывала, что знает про его немощь. Это было смешно, наивно и даже по-дурацки, но она не могла заставить себя превратить его в полную развалину.
Дик молчал, она ждала, а потом догадалась посмотреть на его лицо. «Дик, мой любимый Дик!» – охнула она и уткнулась лицом в его плечо.
Похоронами занимались Стив Майлз, профсоюз театральных актеров, Гильдия киноактеров. О Дике заговорили все газеты, на телевидении без конца шли передачи с его участием, фильмы и спектакли. Летти на все смотрела сквозь слезы. Она знала, что все так закончится, она знала, что закончится быстро, но она не могла предполагать, что ей будет так тяжело. Одиночество, которое приходит потом, спустя некоторое время после смерти близкого человека, настигло ее сразу. И осталось с ней, казалось, навсегда.
– Мистер Чемниз передал мне письмо. Оно должны быть вскрыто только через три года, а потому будет храниться у меня. – Адвокат встретился с ней вскоре после похорон. – Что же касается завещания – все принадлежит вам. За исключением некоторых сумм, перечисляемых на сторонние счета.
– Хорошо, – кивнула Летти. Она не интересовалась этими вопросами. Во-первых, когда-то они с Диком уже их обсудили. А во-вторых, деньги, конечно, играли в ее жизни определенную роль, но думать о них сейчас не получалось. Адвокат понял ее состояние:
– Не волнуйтесь, я буду вести ваши дела точно так же аккуратно, как вел дела Ричарда Чемниза. Если вам что-нибудь понадобится, звоните в любое время.
Этим разговором была подытожена вся вереница скорбных дел. Теперь Летти оставалась один на один с новой жизнью.
В их доме было так же солнечно и гулко. Так же свет преломлялся в стекле, так же качались сосны на дюнах. Только в доме никого, кроме Летти, не было. И эта пустота имела совершенно другое свойство – это была пустота как итог. «И что же делать? Понятно, что работать. И заниматься какими-нибудь общественными делами. И благотворительностью. А еще научиться вязать», – думала Летти. Она и не представляла, что Дик занимал так много места в ее жизни. Не представляла, что Дик, который чаще отсутствовал, чем был дома, вбирал в себя всю эту пустоту. Словно был всегда рядом, напротив, рука об руку.
– Мадам Чемниз, вы не могли бы прочесть курс лекций в нашем университете? – звонок раздался неожиданно.
– На тему?
– О кино, о творчестве вашего мужа, о фильмах, в которых он сыграл. И особенно о «Докторе Живаго». Мы слышали, что у вас русские корни, наверное, вы в какой-то степени повлияли на трактовку образа?