Очень опасная женщина. Из Москвы в Лондон с любовью, ложью и коварством: биография шпионки, влюблявшей в себя гениев | Дебора Макдональд, Джереми Дронфилд | страница 62 | LoveRead.ec

Горе стало еще острее, когда она пришла в бывшее посольство Великобритании. Она отправилась туда, чтобы поискать письма, которые были посланы на имя Кроуми Мериэл Бьюкенен и Эдвардом Кьюнардом^[396]. Это здание использовалось как камера хранения и иногда убежище для отчаявшихся английских беженцев, все еще остававшихся в России. Владелица здания княгиня Анна Салтыкова по-прежнему жила в одном его крыле, но его оставшаяся часть теперь была безлюдна, и человеку со связями было легко попасть в него. Единственным служащим, который оставался со времен старого посольства, был Уильям – дворецкий сэра Джорджа Бьюкенена, а теперь сторож здания. Когда-то он был полон чувства собственного достоинства, а теперь – пожилой и печальный человек, ослабевший от одиночества и голода^[397].

Это был очень печальный визит. Разбитые окна были заколочены досками, а к парадной двери все еще пришпилен листок бумаги, предупреждающий, что здание находится под защитой представительства Голландии.

Войдя внутрь, Мура оказалась у подножия длинной лестницы, которая вела на первую площадку. Меньше года назад она поднималась по этим ступеням под руку со своим мужем, направляясь на рождественскую вечеринку к Бьюкененам – причудливо печальный праздничный прием, на котором на стол подавали великолепную говядину, импровизированно звучали национальные гимны, а в хранилище документов лежали готовые к использованию винтовки. На полу в холле возле нижней ступени было видно темное порыжевшее пятно крови. Мура догадалась, чья это была кровь, и догадка резанула ее по сердцу. Здесь упал Кроуми с чекистскими пулями в спине, здесь на нижней ступени лежала его голова. Бедный милый Кроу. Лишь несколько дней назад Мура разбирала старые письма и книги и наткнулась на книгу Стивенсона Virginibus Puerisque, которую он подарил ей «на память в случае, если его убьют». Книга вызвала у нее приступ боли и сожаления^[398]. Она погрузилась в непринужденные, откровенные очерки этой книги, и их настроение и мысли пронизывали письма, которые она писала в те последние месяцы 1918 г.

Что было у Кроуми на уме, когда он выбирал именно эту книгу для подарка Муре – женщине, которая ответила на его привязанность, но не любовь? Почти на каждой ее странице было что-нибудь, что говорило о нем и Муре. Быть может, он надеялся, что на нее произведет впечатление фраза Стивенсона, что «капитан корабля – это подходящий человек, за которого можно выйти замуж, если это брак по любви, так как разлуки хорошо влияют на любовь, сохраняя ее живой и трепетной»^[399]. А как насчет жены Кроуми Глэдис, кузине из Уэльса, на которой он женился в Портсмуте более десяти лет назад? Что она думала по поводу брака с капитаном корабля? Что чувствовала теперь?

А как насчет собственного мужа Муры? Каким положительным и скучным казался Иван по сравнению с мужчинами, которыми Мура восхищалась и которых любила. И снова здесь к месту был Стивенсон:

Умереть посреди осуществления честолюбивых планов – это достаточно трагично в лучшем случае, но, когда человек недоволен своей собственной жизнью и откладывает все на потом, на какой-нибудь праздник, который никогда не случится, это становится трогательной до истерики трагедией на грани фарса^[400].

Иван прятался в Йенделе, спасая свою жизнь ради обреченного будущего с немцами и имперского общественного порядка, который никогда не возвратится. Если ему суждено умереть насильственной смертью, как Кроуми (какая-то надежда!), сравнение будет полным.

Но именно в третьем очерке книги, рассказывающем о влюбленности, слова Стивенсона поистине врезались Муре в сердце, обращенные к глубинным струнам ее души:

Состояние влюбленности – это единственное нелогичное приключение, то единственное, что мы склонны считать сверхъестественным в нашем банальном и рациональном мире. Эффект несоразмерен причине. Двое людей – возможно, ни один из них не очень дружелюбный или красивый – встречаются, немного общаются и немного смотрят друг другу в глаза… И они немедленно впадают в то состояние, в котором другой человек становится для нас истинным смыслом и центром мироздания и с улыбкой опровергает наши сложные теории… и любовь к самой жизни преобразуется в желание остаться в том же мире, в котором живет это столь драгоценное и желанное для нас создание. И все их знакомые смотрят на них в ступоре и спрашивают друг друга почти сердито, что такой-то мог найти в этой женщине или такая-то – в этом мужчине? Уверяю вас, господа, объяснить это невозможно^[401].

И Мура не могла объяснить, как любовь сумела столь неожиданно охватить ее, изменить и заставить действовать против внутреннего эгоизма. «Тот факт, что ты далеко, – писала она Локарту, – причиняет такую острую боль, что она почти невыносима, а теории о мужестве и благоразумии рассыпаются в прах»^[402].

Ее сердце затрепетало от страха при горестном зрелище крови Кроуми в призрачной атмосфере старого посольства. В каждой его комнате царил беспорядок; все ценное было разграблено красногвардейцами, а остальное – перевернуто вверх дном чекистами в поисках доказательств. В бальном зале Мура нашла груды поврежденной мебели и ящиков для курьерской почты, замки на которых были взломаны и сейф – тоже взломанный. «Какое печальное зрелище, – написала она. – Даже для моего наполовину английского сердца этого было уже слишком и подняло во мне бурю негодования». Она нашла письма Кроуми и ушла. «Мое сердце упало… весь мой мир вмещает лишь тебя одного, а все остальные утратили для меня какое-либо значение»^[403].

Все, что она могла сделать, – это стараться приблизить их воссоединение. Оно должно состояться в Стокгольме, и для этого потребуется масса разрешений, пропусков, виз, документов и денег. Призвав на помощь все свое обаяние, Мура получила разрешение ездить из Петрограда в Москву и обратно и начала обрабатывать дипломатов всех нейтральных государств и министров советского правительства. Она пришла к Якову Петерсу, возлагая надежды на его влияние и способность оградить ее от возможного ареста: ее беспокоило, что в Петроградской ЧК (которую теперь возглавила женщина – это и волновало Муру) могут возникнуть в отношении ее подозрения и будет принято решение схватить ее. Она только-только узнала, что эстонский чиновник, который помог ей пересечь границу в июле, был арестован немцами^[404]. Такие новости заставили ее нервничать.