Клим Пантелеевич отложил газету и стал собираться. Следовало безотлагательно навестить Елизавету Родионовну, и присяжный поверенный вскоре вышел на Николаевский проспект.
Всю последнюю неделю он был занят участием в заседаниях уголовного отделения Окружного суда по делу об убийстве коллежского регистратора Виктора Нагирного. Дочь известного в городе купца Вероника Завьялова собрала гостей, среди которых был и Нагирный. После веселого и шумного застолья компания стала расходиться. Последним вышел коллежский регистратор. Надевая пальто, он достал из кармана револьвер и попросил Веронику его подержать. Девушка поинтересовалась, не заряжен ли он. Виктор ответил, что нет, можете стрелять. Посмеиваясь, барышня нажала на курок. Прогремел оглушительный выстрел. Молодой человек пошатнулся и стал медленно оседать на пол. Через минуту он скончался. Ценой огромных усилий Ардашев добился прекращения судебного производства в отношении подзащитной и передачи дела в Кавказскую духовную консисторию. Последняя, на основании 1470 статьи Уложения о наказаниях, определила предать Веронику Завьялову четырехлетней епитимье
[20] под надзор ее духовного отца протоирея Власия Доброва.
У доходного дома стояла пролетка доктора Лисовского. Прислуга, завидев адвоката, встретила его у самого входа. С ее слов стало понятно, что сегодня ночью у старушки вновь случилось кошмарное виденье. Накануне вечером ей стали слышаться заупокойные голоса умерших родственников, а из противоположной стены на нее будто бы смотрели чьи-то глаза. Всю ночь горничная дежурила подле нее, а утром послали за доктором.
Пройдя смежные покои, адвокат вошел в спальню Загорской. Елизавета Родионовна полулежала в кровати. Рядом суетился врач.
— Вот и Клим Пантелеевич! — радостно приветствовала вошедшего хозяйка. — Пока вас не было, эти полицейские аспиды совсем замучили меня своими досужими расспросами.
— Полицейские?
— Ну да, приходил тут вместе с городовым один противный коротышка… Фамилию запамятовала…
— Уж не Каширин ли?
— Точно, он самый. Все выспрашивал, почему это вдруг я решила дом Сипягину продать. А я ему в ответ: «Было бы много лучше, ежели бы господа полицейские сами потрудились узнать, отчего этот купец ни с того ни с сего захотел мой дом приобресть. Я его к себе не зазывала и дом продавать не намеревалась». А то ведь приходит ко мне третьего дня и заявляет, что имеет виды на мою недвижимость: «Очень, Елизавета Родионовна, мне ваше усадебное место по душе». Но я-то ни сном ни духом, понять ничего не могу! Да и зачем мне доходного дома лишаться? А он опять: «Хочу купить особняк, дайте только цену!» Ну, я и назвала выше некуда, прости господи, — перекрестилась старушка, — аж самой стыдно стало! А зерноторговец как ни в чем не бывало попросил подать перо и чернильницу, достал чековую книжку и сказал: «Готов передать задаток в размере одной десятой от оговоренной суммы». Я, конечно, от неожиданности растерялась, а потом и рассудила: а что в этом плохого? Да ведь на такие деньжищи можно не один, а целых три дома возвести!
— А когда же он собирался произвести полный расчет? — осведомился присяжный поверенный.
— Через неделю. Так и сказал, сердечный: «Вернусь из Москвы и рассчитаюсь». Да ведь кто знал, что такое с ним приключиться может? А? Вот и меня, Клим Пантелеевич, смертушка моя караулит. Вчера ночью открываю глаза — а в комнате люди стоят, и все в монашеском облачении, только лица скрыты под черными капюшонами. Растянули они надо мной простыню, а на ней, как на большом холсте, мама моя, кою я никогда не видела, а с ней папа, муж, дети… Смотрят они на меня сверху и плачут горькими слезами. Вдруг входит главный монах и говорит: «Рано пришли. Ей еще три дня отведено». И тут же комната опустела. Я свечу зажгла и вижу, со стены кто-то на меня так внимательно смотрит. Страшно стало, я и давай звать прислугу. Нюра прибежала и начала меня теплым молоком отпаивать. — Загорская достала из-под подушки платок и смахнула набежавшие слезы.
— А скажите, Елизавета Родионовна, какие лекарства вы перед этим принимали? — справился адвокат.
— Порошки, что доктор прописал.
— А где они?
Старушка потянулась рукой к тумбочке и взяла пакетик:
— Вот, извольте.
— Что это за снадобья, Викентий Станиславович? — осведомился присяжный поверенный.
— Успокоительные средства общего свойства — смесь номер один.
— А точнее?
— Может быть, вы хотите, чтобы я написал вам его химический состав? — нервно задвигал усами Лисовский.
— Был бы вам крайне признателен.
— Но я не провизор, — раздраженно вымолвил эскулап.
— Хорошо. — И уже обращаясь к Загорской, Ардашев спросил: — Елизавета Родионовна, в какой аптеке вам купили эти лекарства?
— Их мне принес Викентий Станиславович.
— Видите ли, Клим Пантелеевич, так получилось, что у меня в саквояже как раз оказались нужные препараты, вот я их и передал, — стал оправдываться врач.
— Где вы их взяли?
— В Красной аптеке, на Николаевском… Клим Пантелеевич, скажите честно, вы мне не доверяете?
— Я просто хочу выяснить, могут ли эти лекарства вызвать галлюцинации.
— Никогда! Поверьте, это решительно невозможно!
— А вы не могли случайно перепутать эти порошки с какими-нибудь другими, тоже находившимися в вашем медицинском несессере?
— Позвольте-с, я практикую около двадцати лет и за это время ни разу не…
— И все-таки я бы хотел, чтобы в течение нескольких дней Елизавета Родионовна ничего не принимала, — перебил Лисовского Ардашев, нисколько не обращая внимания на его обиженный вид.
Кивнув, медик неохотно согласился.
— Вот и прекрасно, — адвокат незаметно опустил в карман пакетик с успокоительной смесью и метнул взгляд на дверь. Мягко ступая с пятки на носок, Клим Пантелеевич в два шага оказался у входных портьер и резко рванул на себя ручку. Перед ним возникло испуганное лицо камеристки со стаканом на подносе.
— Я ппри-несс-ла трав-вяной отвар, — заикаясь от неожиданного появления присяжного поверенного, едва выговорила прислуга.
11
Четыреста сорок пять шагов
Перед Ардашевым открылась черная пустота старого соляного хранилища. Из глубины подвала повеяло затхлой вековой сыростью. Само помещение очень походило на средневековые пыточные застенки, описанные во французских романах начала прошлого века. Стены, пол и потолок срослись воедино и, казалось, совсем не отличались друг от друга. Согласно ранее изученному плану крепости, соляной склад был единственным помещением, под которым проходили подземные коммуникации, отмеченные штрихом. В дальнем левом углу, почти у самой стены, каменные плиты несколько просели, образуя небольшое, но заметное углубление. Постояв некоторое время в этом месте, Клим Пантелеевич поблагодарил дежурного штабс-капитана и, пройдя через двор, вышел за ворота. Получить разрешение на осмотр помещения Интендантства было бы невозможно, если бы не помощь знакомого полковника — командира расквартированного в Ставрополе Самурского пехотного полка.