Адвокат поднял из-под ног осколок, измазанный вареньем, и поднес его к свету. С помощью карманного пинцета он аккуратно извлек из рамы ровный кусок стекла и стал рассматривать его край через складную лупу.
— Что ж, господа, видимо, плана крепости и листка из дневника командующего не окажется, — с досадой выговорил Ардашев.
— Это вы в волшебном стекле разглядели? — насмешливо хмыкнул помощник начальника сыска.
— Как ни странно, Антон Филаретович, но на этот раз вы правы. Более того, могу вам сказать, что никакого проникновения и в помине не было.
— Позвольте, позвольте! Как это не было? — скрестив руки на груди, недоверчиво спросил Леечкин.
В ту же минуту в комнате появился Фришкин и, подозрительно уставившись на адвоката, громко объявил:
— Действительно, план крепости и листок из дневника барона Эртеля украдены. Все остальное на месте.
— Извольте объяснить, Клим Пантелеевич, откуда вам это было известно? Уж не та ли молочница рассказала? — съязвил Каширин.
— Если бы вы были повнимательней, достопочтенный Антон Филаретович, вам бы не пришлось задаваться этим вопросом. Изучив измазанный вареньем осколок, я заметил, что его обратная сторона имеет грязные разводы от дождя и пыли, а значит, является наружной частью. Другими словами, малиновое варенье наносилось не с улицы, а из комнаты. Это обстоятельство подтверждается и следами от стеклореза, оставившего характерный угловой след изнутри. Таким образом, злоумышленник, находясь здесь, намазал стекло сладким варевом, прорезал его по всему периметру и приложил газету. Выйдя на улицу, он забрался на каменный выступ и слегка надавил внутрь, имитируя тем самым распространенный среди домушников способ проникновения в помещение через окно. Пропавшие документы, как вы понимаете, похититель ранее забрал с собой.
— Да, но откуда вы знали, что похитили именно эти бумаги? — не удержался от вопроса Леечкин.
— Это нетрудно предположить, если учесть, что еще вчера я изучал архивные материалы, выданные мне Корзинкиным, а сегодня оказывается, что некто, скорее всего сотрудник музея, сымитировал кражу. Выходит, накануне он узнал из тех же источников что-то очень важное, если решился на такой шаг. По-моему, сейчас самое время с ним пообщаться, и тогда…
— Корзинкин умер, — перебил Ардашева Поляничко.
— Как? От чего? — изумился адвокат.
— Да бог его знает… Преставился, и все, — пожал плечами Ефим Андреевич. — Мы как раз туда собираемся…
— Вот уж не ожидал, — расстроенно покачал головой присяжный поверенный.
— И все-таки я никак в толк не возьму: зачем кому-то понадобилась старая карта и что было в тех бумагах? — не унимался следователь.
— В дневнике генерал Эртель подробно описывает взятие Карачая, а также упоминает о прибытии в Ставрополь некоего господина Самоварова — сотрудника Третьего отделения, расследовавшего исчезновение золота с обоза, двигавшегося из Персии в Петербург через Ставрополь, — разъяснил Ардашев.
— Как вы думаете, Клим Пантелеевич, может ли та пропажа быть как-то связана с персидской монетой, которую я вам вчера показывал? — снова вступил в разговор Поляничко.
— Весьма возможно.
— Карта, пропавшее золото… Что ж, получается, кладом запахло? — расправив усы, начальник сыска выжидательно посмотрел на адвоката.
— На этот вопрос, Ефим Андреевич, можно будет ответить только после того, как вы официально запросите у Департамента полиции сведения об имевшей место давней пропаже. Если с Фонтанки, шестнадцать, вам ответят, что золото, исчезнувшее еще в 1828 году, так и не нашлось, то тогда можно будет надеяться на отыскание клада. Правда, при условии, что прежние злоумышленники не растратили похищенное и спрятали золотые монеты в наших краях.
— Раскрыть преступление почти столетней давности и вернуть казне похищенное золото?! — Каширин нервно сглотнул слюну. Его глаза округлились, челюсть отвисла, и полицейский, полуприкрыв ладонью рот, выговорил дрожащим от волнения голосом: — Батюшки-светы! Да это ж как минимум внеочередной титулярный советник, Станислав II степени и перевод в Санкт-Петербург!
— «А вы, голубчик, не волнуйтесь и смотрите на жизнь философически!» — сказал палач арестанту, накидывая ему петлю на шею, — сострил Леечкин.
— Учила ворона сокола летать, — не остался в долгу Антон Филаретович и, словно воробей в дождливую погоду, обиженно нахохлился.
— Ладно, господа, по-моему, давно пора осмотреть этого Корзинкина, — предложил Поляничко и первым направился к выходу, а за ним гуськом потянулись остальные, и только Ардашев не мог оторвать взгляд от старого, покрытого паутиной трещин полотна неизвестного художника.
9
Загадочная смерть
Покойник лежал на кровати, накрытый длинной простыней, и словно большой белый сугроб занимал почти половину комнаты. На низкой, похожей на старый пень тумбочке тупо уставились в стену теперь уже осиротевшие очки археолога с одним вечно треснутым окуляром. Слепое завешенное зеркало имело печальный и бессмысленный вид. Через открытое окно доносилось веселое воробьиное щебетание, перебиваемое озорным скворцовым присвистом-перещелком. Разложенные на одежном шкафу черепа двух сарматских воинов смотрели пустыми зловещими глазницами и, кажется, злорадно улыбались.
Доктор Лисовский уже закончил осмотр и, примостившись на краешке стола, старательно скрипел стальным пером. Завидев полицейских в компании Ардашева, он привстал:
— Через минуту, господа, медицинское заключение будет готово.
— Позвольте узнать, доктор, как вы здесь оказались? — справился Поляничко.
— Рано утром меня вызвала госпожа Загорская. Однако если вы считаете, что освидетельствование должен дать штатный полицейский врач…
— Нет-нет. Мы вам крайне признательны за помощь.
Начальник сыскного отделения одним махом скинул простыню с бездыханного тела. Назар Филиппович лежал на спине, его голова была склонена набок, а левая рука сломанной веткой свисала вниз. Бездыханное лицо приняло землистый цвет, и мертвая синь покрыла крючковатый нос и уши.
Лисовский вручил Поляничко лист почтовой бумаги, исписанный разборчивым, совсем не докторским почерком, и сказал:
— Ну, а если в двух словах: Назар Филиппович Корзинкин скончался сегодня под утро, между тремя и четырьмя часами. Покойный ранее мною обследовался, и мне известно, что он страдал чахоткой. Вероятнее всего, смерть наступила в результате отека легких серозной жидкостью, чему предшествовал острый приступ сильнейшего кашля с извержением кровавой мокроты. Более подробную картину можно будет получить, проведя вскрытие.
— Я думаю, таковой надобности не имеется, однако я попросил бы вас еще немного подождать.
Викентий Станиславович ответил согласием на просьбу Поляничко и тут же покинул комнату. Каширин, не дожидаясь указаний начальства, судорожно перебирал лежащие на столе бумаги. Не обнаружив ничего интересного, он распахнул шкаф и стал рыться в вещах теперь уже бывшего постояльца.