— Он? — сказал Девильнев. — Но их двое, они просто срослись еще в животе у матери, и теперь так живут. Я видел нечто подобное в старинной книге.
— Пусть будут они, — согласился Шегереш, — но они оба злодеи, что-то они тут замышляли. Я уж вижу по глазам. Кому это они знаки делают?
Шегереш оглянулся и крикнул Девильневу:
— Там баба им что-то на пальцах показывала. Надо её поймать!
Женщина скрылась в кустах, за ней кинулись казаки. Некоторое время был слышен только треск кустов, потом раздался визг. Потом из кустов показался казак Данилка Хват.
— Вот ведьма — за палец укусила! — ругался он, волоча за собой женщину, маленькую, но толстую. — Да иди же ты, колобок! — заорал Данилка, не то так пну, что под гору покатишься до самой Бие-Катунской крепости!
— Уведите близнецов, чтобы женщина их не видела! — приказал Девильнев. — А эту мадам или мадемуазель мы допросим. Спроси её, что она там показывала близнецам на пальцах? И кто они такие, все эти трое?
В этот момент из кустов выломился казак Прошка Дон:
— Господин майор! У них там шатер, а в том шатре каменные доски с ненашими буквами. Много!
— Идемте, Сорель, — сказал Девильнев, — посмотрим, что там. Казаки тащите бабу к тому шатру, там её и допрашивать будем. Шегереш, за мной!
Около шатра были таган и котел. В шатре валялись кошмы и подушки. В углу аккуратно были сложены продолговатые каменные доски, с выбитыми на них иероглифами.
— Шегереш! Прочесть сможешь? — спросил Девильнев.
— Трудно! — ответил Шегереш. — Это не те иероглифы, которые мне известны. Но можно понять, о чем написано.
Он брал каменные доски своими огрубелыми руками, внимательно рассматривал буквы, соображал. Наконец Шегереш сказал:
— Тут написано на каждой доске по-разному. На одной пишут, что эта земля принадлежала Китаю в тысячном году, на другой, что в тысяча двухсотом, и на каждой доске — имя императора, правившего Китаем в указанное на доске время. Доски есть всех столетий, на одной стоит даже тысяча семьсот шестьдесят пятый год.
— Спроси красотку, что они с этими досками делали? — приказал Девильнев.
Шегереш спросил. Женщина отрицательно замотала головой.
Казаки ткнули толстушку пятками в золу.
— Кынсон, Сонкын! — пронзительно завизжала женщина.
Шегереш подскочил к ней и огрел по заду хворостиной. Женщина быстро залопотала.
— Отпустите её! — сказал казакам Шегереш. — Она всё расскажет.
И женщина рассказала, что близнецов зовут одного Кыном, а другого Соном. Поскольку это как бы один человек, то она его зовет иногда Кынсоном, а иногда Сонкыном. Этот человек её муж. Китайцы поручили ему закапывать в разных местах Алтая эти памятные доски. Поскольку Кынсону одному в тайге было скучно, хоть у него и две головы, то он решил жениться. Девушки-алтайки боялись идти замуж за двухголового. А вот Айгюль согласилась. И очень довольна. Что с того, что у Сонкына две головы? Зато у него и два мужских достоинства. Двухголовый все время кочует по Алтаю. У него много денег. Что еще надо женщине?
Айгюль рассказала еще, что Кынсон — порядочный мужчина. Он может бодрствовать круглые сутки. Пока одна голова у него спит, вторая — курит трубку. И — наоборот. Правда, ходит он плохо, но у него есть лошади и повозки.
— Немедленно арестуйте Кына и Сона как китайских шпионов! — распорядился Девильнев. — Пора нам продолжить путь. Заберите эту женщину Айгульку и все имущество Кына и Сона, да не сломайте каменные доски, это ценное свидетельство.
Кын и Сон вежливо кланялись головами, так что косы их мотались из стороны в сторону.
15. ПРИВЯЗАННЫЙ К ПЛОТУ
Антон де Скалон о результатах похода Девильнева отписал в Тобольск и Петербург. В доме генерала был устроен прием в честь великого Амурсаны. Пили за его здоровье. Амурсана выпил бокал шампанского.
Антон де Скалон поинтересовался, как оно понравилось живому божеству. Амурсана сказал, что напиток хоть и неплохой, но с кумысом все равно не может сравниться. Шампанское все же произвело некоторое действие в его седой коротко остриженной голове. И Амурсана с большой важностью объявил всем присутствующим, что скоро в небе засияет царская звезда и он явится на землю в новом воплощении и освободит свой народ от манжуров и китайцев.
Франсуаза при этих словах обратилась к Шегерешу:
— Узнай-ка у старикашки: в новом воплощении он будет юным и красивым? Может, мне теперь выйти него замуж? Я до его перевоплощения как-нибудь перебьюсь. Очень хочется стать женой царя и живого бога!
Антон де Скалон подарил великому старцу серебряные часы с цепочкой. И объявил, что ему и его слугам будет отведена в крепости отдельная изба. Потом играли на клавесине и пели, Амурсана стал задремывать, и его со свитой проводили в отведенные для него покои.
Антон де Скалон присел на диван рядом с Девильневым, чтобы поговорить о делах:
— Дорогой Томас, теперь вам предстоит еще более сложный поход в Беловодье. Надо срочно строить Усть-Бухтарминскую крепость в тех местах, где живут так называемые каменщики. Но нет, не франкмасоны, как вы можете подумать. Каменщики с Бухтармы — это русские поселенцы, укрывшиеся в глухих скалистых недоступных местах. Они рыбачат, бьют маралов и диких коз, соболя и белку. Живут в одиночку или мужскими компаниями. Хотя встречаются и семейные. Это все беглые каторжники или из крепостных. Отчаянные люди.
Пушнину и шкуры меняют на зерно, скот. Одежду берут у китайцев и русских, тайно приезжая в чужие селения. Они никому не платят налогов, не признают ни русских царей, ни китайских. Сами обороняют себя. И зовут свои места Беловодьем, сказочной страной свободы. В их края нет дорог. Призвать к порядку их будет непросто. Вы встретите ожесточенное сопротивление. Но что же делать? У меня в крепостной линии более полторы сотни солдат и казаков из числа освобожденных колодников. Они не отличаются служебным рвением. Приходится пороть и опять заковывать в колодки. И вы с малым отрядом должны добиться большой суспиции.
Девильнев отвечал, что он сделает все, что велит долг.
После обеда Франсуаза повлекла Томаса к реке. Там в хитросплетениях вербы, талин и сребролистых тополей были уютные полянки, усыпанные цветками, над которыми гудели шмели. Франсуаза прильнула к Девильневу всем телом. Он невольно отстранил её. Спросил:
— Где вы взяли письмо на пергаменте, негодница?
— Кавалер! В такую минуту вы говорите со мной о безделице! Где взяла? Письмо передал для вас незнакомый мне господин, зачем-то приезжавший в крепость. Я даже имени его не знаю. Здесь так божественно пахнет цветами, а вам со мной больше и поговорить не о чем, как о каком-то пергаменте. Неужели вы бесчувственный чурбан?
Они слились в долгом поцелуе. Но им помешал Жак Сорель, неожиданно появившийся на полянке.