Мгновение они смотрели на «дьявола», затем Дэйв расхохотался.
– Ой, не могу, – с трудом выговорил он сквозь смех.
Грубо оттолкнув его с пути, в комнату вломился старший Бейнс.
– Э-э-э, – только и сумел промычать он, уставившись на большую, кофейного цвета кошку, которая вздыбила шерсть и, угрожающе шипя, боком выскочила в коридор. Морда животного была перепачкана чем-то белым («Похоже, мукой, – решила Майя, – или молоком») и в лунном свете кошка действительно выглядела привидением.
Кошка промчалась мимо так быстро, что Майя не успела отреагировать. Мелькнул в отдалении коричневый хвост, что-то загрохотало…
Девушка с досадой прикусила губу: а ведь можно было позвать, приманить… Но момент она упустила.
Померещилось ли Майе тихое хихиканье из темного угла?
– Не могу! – заливался в стороне Дэйв. От смеха на глазах у него выступили слезы. – Кошка Бейнсов! Кто еще, лошадь Уорренов?
Старший Бейнс смерил его разъяренным взглядом.
– Убирайтесь! Убирайтесь отсюда! Кыш! Брысь! Пошли вон! – кричал он, еле дыша от негодования, потом, застонав, вдруг схватился за грудь.
– Папа! – испуганно воскликнула Фиона, бросаясь к нему.
– А я думала, это светские дамы злоупотребляют обмороками по поводу и без повода, – сказала Майя, и мистер Бейнс захрипел чуточку тише. – Не подозревала, что британские джентльмены настолько… хм…
– Слабы духом, – подсказал Дэйв.
– Да, настолько слабы духом, что их может до полусмерти перепугать какая-то кошка, – закончила девушка. – Добро бы еще адская собака, о которой писал мистер Конан Дойл. Но то ночью, на болотах, а это…
– Уже тянет на анекдот, – заключил Маккинби. – Непременно расскажу в клубе, если к слову придется! А теперь давайте-ка спать, дамы и господа, у нас выдался какой-то немыслимо бурный вечер. Кстати, никто не видел Лили?
– Она вроде бы ушла в сад, – сказала Фиона и обняла отца, который пробормотал что-то о современных вульгарных девицах, не знающих приличий. – Пойдем, папа, тебе нужно прилечь!
– Тебе необходим покой, – вторила Эстер. – Идем, мы посидим с тобой до утра.
– Милые мои девочки, – неожиданно прослезился тот. – Да, прилягу, пожалуй. Эстер, подай воды. Фиона, где мои лекарства?..
– Ну все, дочки нейтрализовали папашу, можно идти спать, – сказал Дэйв и зевнул. – Спокойной ночи всем.
В свою комнату Майя вернулась уже совсем обессиленной.
– Если кто-то попытается войти, – сказала она Джинто, – кусай не глядя! Иначе придется кидать в него подушкой, а ею можно и убить…
Пес уважительно покосился на увесистую постельную принадлежность и, совсем по-человечески вздохнув, занял место у порога.
День второй
Майя проснулась утром от шума дождя – он громко барабанил по карнизу, а ветка плюща хлестала по оконному стеклу.
В комнате было нежарко, и она не торопилась вставать: было еще слишком рано, до завтрака уйма времени. Да еще Джинто, стоило ей пошевелиться и открыть глаза, посмотрел вопросительно, дождался кивка и запрыгнул на кровать. Потоптался, устраиваясь в ногах постели, свернулся клубком и блаженно вздохнул.
– Замерз, да? – спросила его Майя, выпростала ногу из-под одеяла и погладила собаку по мягкой золотистой шерсти. – А ты вон какой лохматый! Мне куда хуже…
Джинто вздохнул и лизнул ее пятку.
– Ну тебя, безобразник! – фыркнула девушка, снова завернулась в одеяло и уснула.
В следующий раз ее разбудил уже Джинто, который аккуратно, но настойчиво пытался докопаться до девушки сквозь одеяло.
– Ну чего тебе? – страдальчески спросила она. – А, ты, верно, хочешь на улицу?
Пес коротко взлаял и завилял хвостом.
– Интересно, чего ради люди берут собак в дом? – ворчала Майя, одеваясь и причесываясь. Джинто зарылся в сброшенное одеяло и делал вид, будто его вовсе нет в комнате. – Что за радость вставать ни свет ни заря? Жил бы ты во дворе, в будке, на псарне – дело другое, но ты же лезешь в комнату!
Спаниель смотрел на нее, прикрыв нос лапами, и безостановочно стучал по полу хвостом.
– Идем уже, – сказала девушка. – Навязался на мою голову.
Джинто унесся в сад, стоило только открыть входную дверь: видно, ему было невтерпеж.
Майя посмотрела на небо – распогодилось, утреннее солнце приятно пригревало, блестели капли воды на листьях, совсем как после тропического ливня в родном Хиндустане. Разве что там и капли, и листья были побольше раз этак в десять, а солнце уже в пять утра пригревало так, что можно было и не думать о верхней одежде.
«Не так уж плохо в этой Британии, – подумала Майя. – Только холодно».
Она поежилась в своей накидке, подумала, что нужно вернуться в дом – не хватало простыть! – и тут залаял Джинто.
– Ты где? – окликнула Майя. – Противный пес! Иди ко мне, живо, не то на порог не пущу!
Джинто снова гавкнул отрывисто, будто давал понять, где он находится. И еще раз. И еще…
– Если ты нашел дохлую ворону, я ее тебе на завтрак скормлю, – пообещала Майя и углубилась в мокрые заросли, которые давно следовало подстричь. Ей с трудом удавалось уворачиваться от холодных капель, которыми щедро осыпали ее буйно разросшиеся кусты, а уж не промочить ноги и мечтать не приходилось – за газоном, кажется, тут вовсе не ухаживали.
«Дома хотя бы дождь теплый», – сердито подумала девушка, поднырнула под мокрые ветки и вдруг оказалась у ротонды.
Зачем покойному Уоррену или его предшественнику понадобилась беломраморная ротонда в саду при его сарае, сказать было сложно. Видимо, затем же, зачем и гараж в виде склепа.
Джинто гавкнул совсем рядом, а Майя выбралась наконец на открытое место. Осмотревшись, она решила, что британская природа тоже бывает хороша, если не обращать внимания на холод.
Ротонду увивали плетистые розы, свесившие алые, белые, розовые цветы к самой траве, особенно яркой после дождя. Капли воды сверкали в лучах восходящего солнца, и что-то еще сверкало у самых ступеней.
Майя сделала шаг. И еще один.
Ей показалось, будто в траве распласталась тропическая птица, каких она во множестве видела в Хиндустане, только очень большая. Сияло на солнце изумрудное платье в блестках по последней моде, с неровным подолом и бахромой – будто растрепанное оперение прикрывало бледные ноги. Блестел золотистый палантин, раскинутый, словно крылья, сияли золотистые туфельки.
Лили Уайт выглядела ослепительно. Должно быть, никогда она не была так хороша при жизни! Ну а в том, что она мертва, усомниться было сложно, даже не притрагиваясь к ней: грудь не вздымалась, широко открытые и залитые дождем глаза (тушь растеклась по щекам) смотрели прямо на солнце, не мигая, а шея была вывернута под неестественным углом.