Война, которая покончила с миром. Кто и почему развязал Первую мировую - читать онлайн книгу. Автор: Маргарет Макмиллан cтр.№ 214

Когда кабинет министров снова собрался утром 1 августа, Пуанкаре сказал, что они больше не могут откладывать общую мобилизацию французских войск, и его коллеги – некоторые неохотно – согласились. Телеграммы, уже подготовленные, были отправлены днем, и в больших и малых городах по всей Франции люди собирались, чтобы прочитать маленькие голубые листочки-уведомления, вывешенные в витринах магазинов. В Париже огромная толпа заполнила площадь Согласия. Некоторые ринулись к статуе, изображающей столицу утраченной провинции Эльзас Страсбург, и сорвали с нее черные траурные одеяния, которые окутывали ее с 1871 г. В обращении к французскому народу, призывавшему к национальному единству, Пуанкаре уверил всех, что правительство Франции продолжает прикладывать все усилия к сохранению мира. Он обещал, что мобилизация не означает войну. «По правде говоря, – сказал один проницательный наблюдатель, – ему никто не поверил. Если это не война, то что-то ужасно близкое к ней» [1804] . В последующие дни по всей стране громыхали поезда, собиравшие молодежь Франции, чтобы отвезти ее к границам. Генеральный штаб боялся, что, возможно, до 10 % резервистов откажутся подчиниться мобилизационным приказам; на места сбора не явилось меньше 1,5 % [1805] .

К воскресенью, 2 августа, Россия, Германия, Австро-Венгрия и Франция провели мобилизацию, официально в состоянии войны были Россия с Германией, а Австро-Венгрия – с Сербией. В тот день русская кавалерия пересекла границу с Германией, а немецкие войска вошли в Люксембург южнее Бельгии, хотя нейтралитет этого крошечного герцогства был гарантирован великими державами, в том числе самой Германией. Италия, как все больше становилось ясно, намеревалась объявить о своем нейтралитете. Из-за Атлантики, откуда со смешанным чувством удивления и ужаса наблюдали американцы, президент Вильсон, который большую часть времени проводил у постели своей умирающей жены, отправил через своих послов предложение о посредничестве, но было уже слишком поздно, и европейцы не были готовы слушать. Оставался один последний шаг на пути к войне – вступление в нее Великобритании.

В то воскресное утро находившийся на грани слез Лихновски, чьи надежды на восстановление дружеских отношений между Великобританией и Германией рухнули, нанес визит Асквиту во время завтрака, собираясь умолять, чтобы Великобритания не вставала на сторону Франции, но было уже слишком поздно. Общественное мнение в Великобритании ожесточалось против Германии. Как написал в тот день своему другу госсекретарь по Индии лорд Морли, который был одним из тех членов кабинета министров, что самым решительным образом выступали против войны: «Своевольные действия Германии ослабляют усилия миротворцев в кабинете министров» [1806] . Еще более важным было то, что разворачивающаяся угроза Бельгии поколебала мнение членов кабинета министров так, как не повлияли на него военные приготовления Германии против Франции или России. Географическое положение страны означало, что на протяжении веков Великобритания никогда не оставалась незаинтересованной, если другая держава захватывала Нидерланды с их жизненно важными водными путями, по которым товары (и зачастую армии) поступали с континента в Великобританию и обратно. Теперь партия консерваторов со своей стороны оказала давление на Асквита в форме письма от лидера консерваторов Бонара Лоу, в котором доказывалось, что будет «гибельным для чести и безопасности Соединенного Королевства колебаться при решении вопроса о поддержке Франции и России», и правительству была обещана полная поддержка партии [1807] .

В 11:00 кабинет министров нарушил все традиции, собравшись на заседание в воскресенье. Это была непростая сессия, которая показала, насколько глубок все еще был раскол между министрами. Однако большинство начало формироваться из тех, для кого нарушение Германией нейтралитета Бельгии явилось бы поводом для войны. В то утро было решено, что Грей может сказать Камбону, что Великобритания не позволит немецкому флоту напасть на северное побережье Франции. Министры также утвердили решение Черчилля, принятое накануне вечером, провести мобилизацию военно-морских резервистов, и договорились провести еще одно заседание в 18:30. Несколько пацифистов вместе с Ллойд Джорджем, который все еще был свободен от обязательств, пообедали вместе. Грей отправился на часок в лондонский зоопарк, чтобы посмотреть на птиц, а Асквит улучил момент, чтобы написать Венеции Стенли. «Сегодня утром я не получил от тебя письма, – посетовал он, – и это самый грустный момент дня для меня» [1808] . Кабинет министров Великобритании собрался на заседание снова в 18:30, как и договаривались. И хотя Морли и Джон Бернс из министерства торговли, которые впоследствии уйдут в отставку, были все еще открыто против войны, Ллойд Джордж теперь уже колебался в отношении помощи Бельгии. Он также прекрасно понимал стратегические интересы Великобритании в том, чтобы не допустить на континенте господства Германии. Теперь уже существовало осторожное большинство, которое выступало за интервенцию в случае «существенного» нарушения нейтралитета Бельгии. Это большинство укрепилось бы, если бы Бельгия решила дать Германии отпор и попросила помощи [1809] .

В 19:00 по британскому времени, когда англичане все еще спорили, что делать с европейским кризисом, посол Германии в Брюсселе пришел к министру иностранных дел Бельгии, который безотлучно находился на работе с 29 июля, с ультиматумом, который был составлен скорее Мольтке, чем Бетманом, что было еще одним указанием на то, насколько военные взяли в свои руки политику Германии. В документе говорилось, что Германия располагает «достоверной информацией» о том, что французы планируют войти в Бельгию, для того чтобы напасть на Германию. (На самом деле французское правительство категорически запретило Жоффру входить в Бельгию, прежде чем в нее вторгнутся немцы.) Правительство Германии не мог не волновать тот факт, что Бельгия не сможет защитить себя и оставит Германию на милость французов. Для самосохранения Германии, возможно, придется принять меры против этой агрессии французов. «Поэтому, – говорилось далее в документе, – правительство Германии будет исполнено глубочайшего сожаления, если Бельгия расценит как враждебный акт по отношению к ней вступление на землю Бельгии германских войск, если Германия окажется вынужденной сделать это для самозащиты от действий ее противника». Германия потребовала от Бельгии «благосклонного нейтралитета» и свободного прохода для германских войск через свою территорию. В обмен Германия гарантировала Бельгии целостность и независимость после войны. Бельгийскому правительству было дано двенадцать часов на то, чтобы дать ответ [1810] . Бельгия всегда решительно защищала свой нейтралитет, отказываясь от вступления в военные союзы со своими соседями, но готовясь воевать с любым из них в случае необходимости. Даже в 1914 г., когда немецкие войска продвигались по ее территории, часть бельгийских войск все еще находилась на юге и вдоль побережья, чтобы показать, что Бельгия намерена защищать свой нейтралитет от всех врагов, даже от такого маловероятного нападения, как нападение со стороны Франции или Великобритании. Общественное мнение в Бельгии, по крайней мере до 1914 г., не было сосредоточено ни на каком отдельном враге или друге. В стране давно царило возмущение Великобританией, возглавившей международную кампанию в начале века против ужасных действий их алчного короля Леопольда II в Конго. Министерство иностранных дел Бельгии, консервативные и католические круги склонялись в сторону Германии, но Франция оказывала более сильное влияние на бельгийскую культуру [1811] . Бельгийцы гордились своей независимостью и дорожили своей свободой. Военные реформы и увеличение военных расходов в 1913 г. должны были их защитить. По мере того как вероятность войны между Францией и Германией приближалась, 29 июля правительство Бельгии призвало в армию больше новобранцев и дало указание командующему в Льеже укрепить оборонительные сооружения огромной крепости и блокировать подходы к ней с восточной стороны в направлении Германии. 31 июля правительство распорядилось провести полную мобилизацию бельгийской армии.