Война, которая покончила с миром. Кто и почему развязал Первую мировую - читать онлайн книгу. Автор: Маргарет Макмиллан cтр.№ 215

Страница

Когда ультиматум был переведен с немецкого на французский, бельгийскому правительству не понадобилось много времени, чтобы принять решение. Премьер-министр барон Шарль де Брокевиль и король Альберт I немедленно решили, что требования Германии следует отвергнуть. Правительственные министры, которые были поспешно собраны среди ночи, были единогласно за. Возможно, к своему собственному удивлению, бельгийцы также без колебаний решили, что окажут наступлению германских войск такое сопротивление, какое только смогут. «Эх, бедные глупцы! – сказал один немецкий дипломат в Брюсселе, когда узнал об этом. – Почему они не хотят уйти с дороги парового катка?» Когда весть об отклонении ультиматума просочилась в газеты благодаря одному французскому дипломату и появилась утром 3 августа, бельгийский народ продемонстрировал свое одобрение. Везде развевались бельгийские флаги, и все говорили о национальной гордости бельгийцев. Как сам король сказал в своем обращении к нации: «Мы отказались лишиться своей чести» [1812] . Помогло то, что король Альберт пользовался всеобщим уважением. Он не был похож на своего умершего дядю Леопольда, о котором никто не сокрушался, почти во всем: новый король был честным, жил скромно, наслаждаясь домашним счастьем с женой-немкой и тремя детьми, и больше увлекался чтением и альпинизмом, чем молоденькими любовницами. Когда король и королева выехали из дворца на следующий день на специальную сессию парламента, их приветствовали огромные толпы народа. В зале заседаний королевскую чету все стоя встретили овациями; все меры, предложенные правительством, включая военные кредиты, получили единогласное одобрение. Социалистическая партия выступила с заявлением, в котором говорилось, что ее члены защищаются от «милитаристского варварства» и воюют за свободу и демократию [1813] .

Утром в понедельник 3 августа кабинет министров Великобритании собрался, чтобы обсудить, что должен сказать Грей парламенту днем, а также было принято решение мобилизовать армию. И хотя подробности пока еще были неизвестны, пришла весть об ультиматуме Германии Бельгии, а также была получена телеграмма от короля Альберта Георгу V с просьбой о помощи. С точки зрения англичан, как позднее Асквит написал Венеции Стенли, агрессия Германии против Бельгии «все упрощает» [1814] . Ллойд Джордж, чья поддержка была необходима, чтобы левое крыло Либеральной партии поддержало правительство, теперь прочно перешел в лагерь тех, кто выступал за интервенцию с целью защиты нейтралитета Бельгии и был на стороне Франции. Грей вернулся в министерство иностранных дел около двух часов дня, надеясь быстро пообедать и поработать над своей речью. Там он обнаружил посла Германии, который ждал его, чтобы спросить, какое решение принял кабинет министров. «Объявление войны?» Грей сказал, что скорее это «выдвижение условий». Он не мог сообщить о них Лихновски, пока не проинформирует парламент. Лихновски умолял Грея не делать нейтралитет Бельгии одним из условий. Грей просто повторил, что пока ничего не может ему сказать [1815] .

В четыре часа дня бледный и уставший Грей стоял перед палатой общин. «Его голос был ясен, – сказал один из наблюдателей, – в нем не было теплых ноток; язык речи был без прикрас, точный, простой, строгий, полный сурового достоинства» [1816] . Скамейки и проходы были забиты людьми, и галереи были полны зрителей, включая архиепископа Кентерберийского и российского посла. Грей заявил, как всегда, что охранял свободу действий Великобритании. Однако ее дружба с Францией («И с Германией!» – выкрикнул один член палаты) и ее обещание уважать нейтралитет Бельгии создали «долг чести и интересов». Франция, по его словам, настолько доверяла Великобритании, что оставила свое атлантическое побережье без защиты. «Пусть каждый заглянет в свою душу и прислушается к своим чувствам, – продолжил он, – и сделает вывод о размерах этого долга для самого себя. Я толкую его для себя, как я это чувствую, но я не хочу навязывать никому нечто большее, чем подсказывают ему его чувства в отношении этого долга». Он знал, о чем говорил. Теперь Великобритания, по его словам, оказалась в ситуации, когда она может либо принять свой долг чести и интересов, либо убежать. И даже если Великобритания останется в стороне от войны, это ухудшит ее жизненно важные торговые и коммерческие связи с континентом, а ее собственным берегам будет угрожать доминирующая европейская держава. «Я совершенно уверен, – в заключение сказал он, – что наше моральное положение будет таково, что к нам будет утрачено всякое уважение». Его последние слова утонули в громких одобрительных возгласах. Бонар Лоу за консерваторов и Джон Редмонд за ирландских националистов пообещали свою поддержку. Рамсей Макдональд, выступивший от лица маленькой Лейбористской партии, сказал, что Великобритании следовало бы сохранить нейтралитет. Ни в тот день, ни позже не было голосования по вопросу, следует ли Великобритании объявить войну Германии, но было ясно, что у правительства есть поддержка подавляющего большинства в случае, если оно примет решение вмешаться.

Когда Николсон позднее пришел в кабинет Грея, чтобы поздравить его с успехом, который имела его речь, бедный Грей лишь стукнул кулаками об стол, сказав: «Я ненавижу войну… Я ненавижу войну». Позже в тот вечер Грей произнес фразу, которая для многих европейцев стала обобщением того, что означает война. Глядя в окно на Сент-Джеймсский парк, в котором фонарщики зажигали газовые фонари, он сказал: «По всей Европе гаснут фонари; мы не увидим их зажженными снова на нашем веку» [1817] . И хотя позднее Грей скромно заметил, что был «всего лишь выразителем интересов Англии», он многое сделал для того, чтобы Великобритания вмешалась в войну [1818] . Ллойд Джордж, который сыграл ключевую роль в повороте кабинета министров в сторону войны, написал своей жене в Северный Уэльс: «В эти дни я живу в кошмарном мире. Я упорно боролся за мир, и мне удавалось до сих пор удерживать кабинет министров от сползания в этот кошмар, но все подталкивает меня к выводу, что, если маленькое государство Бельгия подвергнется нападению Германии, все мои традиции и даже предрассудки будут на стороне войны. Меня наполняет ужасом такая перспектива». Асквит был более прозаичен; за своей обычной игрой в бридж он сказал, что «один положительный момент в этой омерзительной войне, в которую мы того и гляди вступим, – это урегулирование ирландского спора и сердечный союз сил Ирландии в оказании помощи правительству в поддержании наших высших государственных интересов» [1819] . Возможно, или многие люди так думали в то время, что Великая война спасает Великобританию от гражданской войны.

Страница