Йен резко повернулся к ней, чувствуя головокружение от срыва своих намерений.
– И чего же ты хочешь от меня?
И черт возьми, если она не уронила одеяло на сено.
– Я хочу, чтобы ты занялся со мной любовью.
Глава 16
Йен застыл, как грешник в чистилище. Его легкие слиплись, его мозг таял. Черт, что же она делает, стоя перед ним обнаженной, гладкой, с округлыми выпуклостями во всех нужных местах? Ее волосы, обычно безжалостно собранные в узел, растрепались и рассыпались по плечам влажными волнами цвета карамели и солнца. Твердые груди гордо приподнимались, открывая его взору потрясающие розовые соски, которые так и молили о мужских губах. Ее ноги были сильными и стройными и возвышались до милого треугольника светло-русых волос. И еще у Сары были веснушки. Йен не смог сдержать улыбки. Ее плечи были покрыты веснушками.
Он поежился от страсти, бушевавшей в его теле.
– Я пытаюсь быть благородным и уйти, – запротестовал он, сжав руки в кулаки, чтобы не позволить им шалостей. Например, не прикоснуться к этому чудесному шаловливому треугольнику.
И снова черт ее возьми! Сара вновь улыбнулась, но такой улыбки он еще ни разу не видел на ее устах. Это была улыбка Евы, Далилы, Лукреции Борджиа, манящая и роковая.
– Йен, – промолвила Сара странно хриплым голосом. – Я никогда в жизни не была абсолютно эгоистичной. Глупой, ветреной и сумасшедшей. Я никогда не делала того, что мне хочется. И знаешь что? Думаю, я ошибалась.
Она буквально уничтожала его.
– Сара…
– Я хочу тебя. Ты хочешь меня. Мы оба знаем, что это, возможно, ничего не значит, потому что ты не можешь жениться на мне, а я не могу стать твоей любовницей. Но только сейчас, только здесь… почему бы нам не разделить немного тепла? Почему бы нам не посвятить эти минуты друг другу? Я хочу хотя бы раз в жизни испробовать, что это такое – по-настоящему заниматься любовью.
Ее слова действовали на него, как искра действует на порох. Йен грубо привлек Сару к себе и поцеловал. И это был не изучающий поцелуй, как раньше. В нем было отчаяние и требовательность, первозданная жажда физического обладания и неистовое желание. Он не молил ее губы приоткрыться – он силой разжал их, взяв ее голову в ладони и прижав ее к себе, чтобы она была ближе к нему, чтобы можно было похитить ее мягкий рот и крепко сжать ее мягкое теплое тело. И она ответила ему – приподнялась на цыпочки, обвила руками его шею, ее груди прижались к его груди, рот приоткрылся, а ее язык стал так же безжалостен и смел, как и его язык. Сара запустила пальцы в его волосы точно так же, как Йен – в ее волосы, словно боясь потерять друг друга.
Это была дуэль, танец, исполняемый только губами. Сложный и робкий, дым и солнечный свет… и сама страсть. Эта страсть росла – слой за слоем, формируясь, как дамасская сталь, и превращаясь во что-то острое и сильное, что может погубить их обоих, и они оба знали это.
Отпустить друг друга их заставил Харви. Явно раздраженный тем, что люди занимают место в его деннике, он с силой ударил Йена по спине, отчего они оба отлетели от стены.
Сара засмеялась удивительно молодым смехом.
– Чердак, – проворчал Йен, чуть отодвигаясь от нее, чтобы можно было говорить. – Я бы отнес тебя туда на руках, но тут такая лестница, что мы оба свалимся оттуда вверх тормашками.
Святые небеса! Сара стала подниматься наверх по-прежнему в чем мать родила, но при этом держала в руке сумку с провизией. Ее изящные бледные ножки сгибались, когда она переступала со ступени на ступень, и – да, Йен был прав. У нее действительно были самые лучшие ягодицы в Девоншире – чудесные, округлые, но твердые от тяжелой работы. Глядя на них, Йен изнывал от желания прикоснуться к ним, взять их в ладони, взвесить своими нетерпеливыми руками. Каждый раз, когда Сара сгибала колени, его прошибал пот, потому что он видел ее влажное лоно. Йен громко застонал и заслужил за это хриплый смешок.
– Я не уверен, что смогу быть нежным, детка, – предупредил он, замечая, как изменился от страсти его голос.
Обернувшись, Сара бросила через плечо:
– Не уверена, что хочу этого, парень!
Йен едва нашел в себе силы подняться наверх, где они нашли чудесный уголок, щедро заваленный сеном, – как раз то, что нужно. Расстелив одеяло, Йен потянулся к своим пуговицам. Но не успел он расстегнуть и одну из них, как Сара оттолкнула его руки.
– Я так долго хотела это сделать, – прошептала она. – Мне хочется прикоснуться к твоей груди.
Прикосновения ее пальцев к его коже стали для Йена настоящей пыткой.
– Но ты же трогала мою грудь, детка, – напомнил он. – Когда я болел, разве ты не помнишь?
Сара снова улыбнулась, и у Йена едва не подогнулись колени.
– Да, но мне это не нравилось, – призналась Сара.
Она нетерпеливо вытащила полы его мокрой муслиновой рубашки из-под пояса брюк и задрала ее вверх, насколько могла. Йен почувствовал, как холодный воздух обжег его кожу, и услышал ее резкий вздох. Он стал сбрасывать с себя сорочку, но тут ее пальцы оказались на его поясе.
– Нет, погоди…
Сара снова усмехнулась:
– Думаю, мы и так слишком долго ждали.
Йен остался стоять, а Сара, нагнувшись, одну за одной расстегивала пуговицы на его ширинке, чувствуя, как сквозь ткань наружу рвется его восставшая плоть. Наконец застежка была расстегнута, и она опустила в нее руки, чтобы взять его.
– М-м-м… – простонала она, сводя Йена с ума. – Вот ответ на мечту девушки.
А мужчины мечтают о такой, как она, подумал Фергусон, чувствуя, что его колени все больше превращаются в желе от ее смелых прикосновений. Осторожно высвободившись, он едва успел снять с себя оставшуюся одежду, а затем рухнул вместе с Сарой на одеяло и крепко сжал ее в объятиях, чувствуя, что его тело звенит, как туго натянутая тетива. Йен хватал ртом воздух, сердце билось о его грудную клетку. Ему хотелось действовать медленно, наслаждаться каждой секундой близости с Сарой – ее телом, улыбкой, голосом. Но он не мог. Йен был в отчаянии.
Кажется, она была в таком же состоянии. Ее маленькие руки порхали по всему его телу, ее прикосновения были уверенными и умными и вызывали настоящий бунт в его нервах, всепоглощающую страсть. Этого было бы достаточно, чтобы довести его до края, особенно когда Сара взяла его плоть рукой и стала мучить ее. Однако до края Йена довело ее тело.
Кожа Сары оказалась именно такой мягкой, как он и представлял, ее изгибы – именно такими изящными, а вот ее грудь – еще более высокой. Он исследовал ее как неизведанную землю, его руки были достаточно велики, чтобы накрывать целиком ее груди, сжимать ее ягодицы, накрывать целиком ее живот. Ее груди оказались упругими и горячими – шелк для его кожи, экзотика для его языка. Йен переходил от одной к другой, дразнил, прикасался, обводил их кругами, посасывал до тех пор, пока она не начинала стонать, а ее спина не приподнималась дугой с пола. Вот ее пальцы проникли в его волосы, а глаза широко распахнулись и словно остекленели.