Сара пыталась перевести дыхание, овладеть своим телом, хотя этого она, признаться, желала меньше всего. Она была напряженной и податливой, горячей, жаждущей ласк и нетерпеливой. Ее женское естество изнывало по его ласкам, и ей ничего не хотелось так сильно, как притвориться, что никогда не должна покидать этот уголок безопасности, который на самом-то деле вовсе не был безопасным.
Ее сердце пело, удивляясь его страсти. Ее собственной страсти. Как она могла знать? Как она переживет это? Неожиданно мир оказался разрисованным более живыми красками цвета пламени, и она уже не знала, сможет ли вернуться к серым тонам, окрашивающим ее жизнь раньше.
– Именно поэтому я не поеду, – сказала она, уткнувшись лицом в его сюртук.
Он прижал Сару крепче, поглаживая ее волосы, а она впилась пальцами в его одежду, и ее тело содрогалось от силы желания.
– Я не имел в виду…
Она отодвинулась назад, чтобы посмотреть ему в лицо.
– Нет, – смело произнесла Сара. – Имел…
От чувства новой вины его глаза потемнели.
– Думаю, – раздраженно произнес Йен, – так оно, возможно, и было. Извини, детка. Я был несправедлив. – Он покачал головой. – Я честный человек. Но все, чего я хотел с тех пор как впервые увидел тебя, так это уложить тебя в постель. Я умираю от желания сделать это.
Саре захотелось плакать.
– О… – прошептала она. – Не надо!
Отступив назад, Сара опять обхватила себя руками за талию – ей внезапно стало так холодно от того, что руки Йена больше не обнимали ее. Она задрожала, потеряв его мощную поддержку. Почувствовала себя болезненно, удивительно одиноко, когда его тела больше не было рядом. Господи, она же была в его объятиях всего несколько минут. Как трудно ей будет, если он останется хотя бы еще ненадолго…
– Я отказываюсь от предложения, которое тебя обижает, – промолвил Фергусон. – Но я изменю свою точку зрения на другое. Ты рисковала из-за меня. И я не могу оставить тебя здесь, чтобы ты оказалась наедине с последствиями этого.
– Но ты же не можешь силой заставить меня последовать за тобой, – заметила Сара. – Ты должен добраться до Веллингтона. А я должна остаться здесь, чтобы никто не узнал, что ты воспользовался нашим гостеприимством.
Он опять потянулся к ней.
– Я не оставлю тебя.
Сара ускользнула от него, сунув руки в карманы.
– У тебя нет выбора.
– Ох, мой дорогой, как ты меня волнуешь!
Стрикер был так сильно возбужден, что едва видел ее. Она была прекрасна. Она была соблазнительна и улыбалась, крепко обвиваясь вокруг него и положив руку на его плоть, прикрытую панталонами. Они находились в комнатах, которые он снял у зеленщика, и она была нага, как рассвет. И он собирался взять ее.
– Ты делаешь меня счастливчиком, Мина, – сказал Стрикер.
Ее улыбка была стара, как грех.
– А ты – меня, дорогой! Но совсем скоро ты сделаешь меня еще счастливее.
Улыбнувшись Мине, он взял ее за грудь. Это было весьма неучтиво. Но он чертовски хотел ее. Хотел прижать ее к стене. Хотел бросить ее на землю и гарцевать на ней, как на скакуне. Хотел перегнуть ее через стул и смотреть, как ее ягодицы содрогаются, когда он входит в нее.
Стрикер так увлекся, воображая, что он сделает с Миной, что едва смог расстегнуть пуговицы на своих панталонах. Она издавала низкие, чувственные смешки. Облако светлых волос спадало ей на плечи. Она держала руки за спиной, отчего ее груди приподнялись еще выше. Стрикер едва сдерживал себя.
А ведь, возможно, ему стоило сдержаться. Потому что его возбуждение было так велико, когда он пытался удержать дрожь своих рук, что он не услышал, как ее нож рассек ему кожу. Стрикер так и не расстегнул свои пуговицы. Вместо этого он скорчился на полу с перерезанным горлом, из которого, пульсируя, на вязаный коврик хлынула кровь, а Мина наблюдала за этим.
Она склонилась над ним, с ее ножа все еще капала кровь, а на красивом лице появилось выражение разочарования.
– Ах! – вздохнула Мина, нагибаясь, чтобы вытереть лезвие ножа о его штаны. – Слишком медленно. Слишком медленно, Мина даже не смогла порадоваться своей работе.
Ей пришлось поспорить со стариком, но в конце концов Мина согласилась, что если бы она, как обычно, оставила на Стрикере свои визитные карточки, то они не смогли бы обвинить в этом убийстве Фергусона. Так что никаких милых картинок на лице этого малютки, никаких сувенирчиков. Всего лишь искусно перерезанное горло. Мина снова вздохнула, думая о том, сколько возможностей у нее будет для того, чтобы отточить свое мастерство на Фергусоне. При мысли об этом на ее лицо вернулась улыбка.
Обойдя застывающие лужи крови, Мина скользнула в свою одежду и открыла дверь, за которой ее встретили двое рабочих.
– Проверьте, нет ли при нем каких-нибудь нужных документов, – промурлыкала она, меняясь с ними местами. – А потом проследите за тем, чтобы его помыли и нашли у Кобба, все должны решить, что его убил шотландский ублюдок.
Дверь в комнату закрылась, и Мина подошла к потрескавшемуся и потемневшему зеркалу в коридоре. Пригладив волосы, она воткнула в них две невероятно острые шпильки, прежде чем, напевая, спуститься вниз.
Сара сидела за обедом настолько погруженной в свои мысли о том, что произошло в минувший день, что почти не слышала, о чем говорили за столом, и не заметила, что ела. Когда леди встали, она сделала то же самое. Она знала, что ей нужно пойти в свой кабинет, чтобы поработать над счетами. Одному Богу известно, что в последние дни у нее не было времени заниматься ими. Но чувства настолько переполняли Сару, что она не могла сосредоточиться на чем-то, кроме мыслей о том, как бы поскорее выставить Фергусона из Фэрборна.
У него больше нет времени на ожидание своего друга. Он должен уйти уже следующей ночью, пока не взошла луна и прежде чем Мартин или мадам Феррар найдут его на ее земле.
Сара была беспокойной и встревоженной. Ей было нужно отыскать для Йена хорошую карту. Надо было собрать ему ранец с провизией, чтобы ему не пришлось опять грабить курятники. Необходимо разыскать Джорджа, чтобы тот помог ему найти дорогу. Но она не могла сделать ничего этого, пока женщины не легли спать. Так что, когда они направились в восточную гостиную, она уселась у камина и взялась за свое рукоделие.
В оклеенной красными обоями комнате было множество всяких восточных вещиц – черные лакированные стулья, золоченый диванчик. Восточная гостиная оказалась последней комнатой, которую они успели переделать, прежде чем у них закончились деньги. Нефрит был настоящим, японская картинка написана леди Кларк по памяти и представляла собой отличную копию оригинальной работы. Саре всегда нравилась эта комната, полностью отражающая вкус леди Кларк.
Вдова уселась за карточный столик с мисс Фицуотер, и они принялись разглядывать ее работы, разбросанные по столу. Написанные черно-красной киноварью мотыльки и бабочки «павлиний глаз», танцующие на бумаге, орхидеи, весенние первоцветы, кудрявые папоротники, наперстянки. А в одном месте, наверху, – темно-коричневая бабочка толстоголовка актеон.