На солнце и в тени - читать онлайн книгу. Автор: Марк Хелприн cтр.№ 57

Даже в июльский зной океан был прохладен, и, проведя день на влажно-блестящих пляжах Амангасетта, можно было уверовать, что это и есть вся жизнь и так будет всегда. Ибо способность моря захватывать восприятие не ограничивается его пустынными просторами, но перехлестывает и заливает берега. Воды озер, ручьев или океана приносят удовлетворение, которое успокаивает даже тех, кто постоянно живет в ритме Нью-Йорка, людей с бегающими глазами и колотящимися сердцами, которые передвигаются по улицам так, словно уходят от погони, говорят на манер табачного аукциониста и остаются недоверчивыми и настороженными даже во сне. Но поселите такого человека в Ист-Хэмптоне в июле, и он превратится в крестьянина без часов и календаря, чей темперамент формируется природными ритмами, о которых ньюйоркцы узнают, только когда умирают. Там, на пляжах, вдали от всего, чем человек, как ему кажется, дорожит, он бывает по-настоящему счастлив неделю или месяц, пока не делает ошибку, возвращаясь. Хотя, по правде говоря, и город может сделать кого-то счастливым, если смотреть на него, как на океан, – с благоговейным страхом.

Кэтрин и Гарри пришли с пляжа в три часа. Семь часов они гуляли и плавали в бодрящем беспокойном прибое и вернулись, отдраенные солнцем и пышущие здоровьем. Что бы ни думали Хейлы о Гарри – потому что видели его во второй раз в жизни и не знали ни его прошлого, ни его перспектив, – они обо всем забыли, когда молодая пара, светясь от счастья, предстала перед ними: молодость, сила и любовь оживляли дом, как летние желтые и синие цвета, плавающие по комнатам.

– Вы останетесь на ужин? – спросила Эвелин. Билли довольствовался молчанием. – Мы еще не имели возможности как следует с вами пообщаться. К сожалению, придут Холмсы, но вы приехали только вчера вечером и завтра уже уезжаете, и у нас не будет другого времени. А их визит был запланирован еще в апреле, и мы не можем его отменить, поскольку Руфус может в любой момент умереть.

– Отлично, – сказала Кэтрин. – Они ужасны, но, может, он заснет, как в прошлый раз, а мы все будем есть в абсолютной тишине, надеясь, что он еще не отошел. Возможно, кому-то это кажется забавным.

– У Руфуса что-то не так со слизистой, – объяснила Гарри Эвелин. – Сердце у него засыпает, и он вместе с ним. Ему нельзя садиться за руль.

– Он настоящий живчик, – сказала Кэтрин, – как Панчо Вилья [56] .

– И еще у него эмфизема, – добавила Эвелин, – из-за этого его трудно расслышать, он говорит очень медленно, особенно когда курит.

– Он просто парк развлечений, – сказала Кэтрин, – а когда он просыпается, его главное удовольствие состоит в том, чтобы перессорить всех вокруг себя.

– Твой отец помнит его еще мальчиком. Ты же не отвернешься от человека только потому, что у него плохое здоровье. О нем много чего говорят – особенно неприятно одно обстоятельство, но мы просто не обращаем на это внимание. Чужая душа потемки. Никто не совершенен, Кэтрин. Твой отец видит его таким, каким знал, когда они были детьми.

– Что за особое обстоятельство? – спросила Кэтрин.

Эвелин взглянула на Билли, а тот сказал:

– Это связано с твоей матерью, но это давняя история.

– Ты была им увлечена? – настороженно спросила Кэтрин.

Эвелин нашла это забавным.

– Нет. Только не Руфусом. Кэтрин, за кого ты меня принимаешь на самом-то деле, за антилопу гну? – И, меняя тему, сказала: – Омаров только что доставили, но, может, вы с Гарри съездите за моллюсками и кукурузой? Наша кукуруза еще не поспела, но в глубине побережья она уже спелая. Вдали от океана теплее, и поэтому кукуруза там вкуснее.

– Разве не Фрэнк обычно привозит все к ужину?

– Да, но у него на прошлой неделе отобрали права – он снова слишком быстро ехал по Монток-роуд, потому что боялся, что омары испортятся. Мы говорим ему, что они и не такое вынесут, но он вырос в эпоху, когда не было холодильников.

– Странно видеть «Мерседес» без пулевых отверстий, – сказал Гарри, когда вел открытый автомобиль Билли по покрытым бежевым щебнем переулкам, шедшим в глубь города. – И еще страннее сидеть в нем за рулем. Я несколько раз стрелял по таким. Этот действительно в хорошей форме.

– Это американский гражданин, – сказала Кэтрин, когда они подъезжали к рынку, – и он не воевал. Здесь Бунд [57] и все такое так близко, что пришлось его прятать, поэтому он стоял в гараже, а не на соленом воздухе.

– Ты что, хочешь мне его продать?

Маленький мальчик увидел, как они поцеловались, прежде чем выйти из машины, и от этого сердце у Гарри быстро забилось, а лицо приобрело цвет губной помады.

Над чрезвычайно оживленным в июльскую субботу рынком витала классовая напряженность. Люди, приехавшие на автомобилях определенных марок и определенным образом одетые, ощущали необходимость заявить о своем высоком общественном положении, сравнимую с наркотической зависимостью. Они хотели не столько возбудить зависть, сколько продемонстрировать свою состоятельность. Для многих в этом состоял смысл жизни, а некоторых вообще ничего больше не интересовало, кроме этого. Гарри знал, какое место он занимает в их иерархии, и в некоторых отношениях его преимущества были неоспоримы. Он приехал из большого богатого дома, с женщиной необычайной элегантности, жизненной силы и красоты. В переполненных народом рядах они превосходили всех. На них оглядывались, а вот сами они по сторонам не смотрели. Его образование и военные заслуги, хотя и были неизвестны окружающим, придавали ему внутреннюю уверенность. И они приехали на машине, которая кое у кого могла вызвать осуждение, но он мог справедливо объявить ее военным трофеем.

И все же он чувствовал родство только с бакалейщиком и его пуэрто-риканскими помощниками, стоявшими за прилавками или заполнявшими полки, которые инвестиционные банкиры и их жены или присланные ими слуги опустошали как саранча. У него не было ни денег, ни профессии. Унаследованный им бизнес висел на грани банкротства. И для окружения Хейлов отец Гарри, его дядя и дед в лучшем случае могли претендовать на уровень прислуги, если предположить, что у кого-то может быть еврейская прислуга, что маловероятно.

Это была старая и трудноразрешимая проблема, которая всегда тяготила его и, как он подозревал, никогда не будет решена. Но это была одна из тех проблем, которые приходят и уходят и о которых в остальное время можно не думать.

– У меня мурашки по телу бегают, – сказала Кэтрин, когда они заговорили на эту тему по пути домой, – как подумаю, насколько далеко еще людям до того, чтобы не чувствовать себя плохо, если у кого-то рядом больше бриллиантов на браслете.