— Спятил! Они же не христиане.
— Тогда, может, это поможет? — предположил он и
затянул хвалебную песнь Осирису.
— При чем здесь Осирис?
— А я больше богов не знаю.
Хроноскаф врезался в облака и через мгновение вынырнул под
ними. При всей абсурдности Стасовых религиозных метаний я принялся подтягивать
хвалебную песнь.
— Не скулите, котята, — бросил Шидла почти
ласково, — все в порядке. Выпускаю парашют.
Выдавливая из моих легких воздух, на грудь навалился груз.
Но не успел я как следует выпучить глаза, как тяжесть исчезла и я почувствовал,
что мы уже не падаем, а плавно опускаемся.
И все же меня слегка контузило. Застилавшая глаза розовая
пелена не позволяла рассмотреть что-нибудь через иллюминаторы.
— Удача, — заявил Шидла, — мы падаем в реку.
— Ни фига себе удача! — вскричал Стас. — Я же
плавать не умею!
— А говорил, что уже умеешь, — уличил я его.
— Умею. Но не очень. В большой ванне умею. Как
Смолянин.
— Плавать не придется, — успокоил Шидла. —
Хроноскаф не тонет и не пропускает воду. Зато посадка будет мягкой.
— Да? — недоверчиво проворчал Стас. — И что,
мы по течению прямо в океан поплывем? А потом что?
— Глупый детеныш, — усмехнулся Шидла. —
Инженеры Венеры предусмотрительны.
— Ты, сфинкс, — вдруг угрожающе сказал Стас, так,
словно «сфинкс» было ругательным словом, и приблизил сердитую пухлую физиономию
к самому лицу Шидлы. — Если ты еще раз назовешь меня или его, — он
указал пальцем в мою сторону, — «глупым», мы своим потомкам оставим
легенду, что на Венере живут разумные слоны. Вот с такими хоботами! — Он
развел руки, показывая размер. — Понял?!
«Фрустрация порождает агрессию», — как-то сказал папа.
Это из психологии. А фрустрация — это когда все плохо. Как сейчас.
Шидла выдержал мрачную паузу. Потом заявил:
— Бесполезно. Не выйдет. Я уже существую.
— Существуешь, — согласился Стас с недоброй ухмылкой. —
Пока. А будешь обзываться, будет слон существовать. — Он скорчил противную
рожу и сначала сделал движение, словно вытягивает себе нос, затем приставил
ладони к ушам и похлопал ими по щекам. — Ясно?
— Ладно, — со вздохом сказал сфинкс, — я
больше не буду.
Это была победа Человека! Но насладиться ею в полной мере
нам не позволил удар капсулы о воду. Меня выкинуло из кресла, выдрав с мясом
концы ремней безопасности. Видимо, капсула пару раз кувыркнулась в воде, потому
что мы трое, сцепившись в клубок, дважды оказывались то на потолке, то на полу.
Удивительно, но никто ничего не сломал, и мы со Стасом
отделались только ушибами. Наверное, оттого, что рубка хроноскафа все же очень
маленькая. И оттого, что Шидла сгреб нас и крепко прижал лапами к брюху.
— С приземлением, — проворчал Стас, гордо
высвобождаясь из объятий сфинкса и тряся башкой. — Точнее, с приводнением.
Хорошо, что в конечном счете капсула остановилась потолком
вверх. Шидла как ни в чем не бывало улегся между нашими креслами перед пультом
и, пустив реактивные двигатели на малый ход, подогнал капсулу почти к самой
земле. Крышка откинулась. Мы высунули головы наружу. От зеленого, буйно
поросшего тропической растительностью берега нас отделяло еще метра четыре.
Находящаяся над водой часть хроноскафа и окружавшие ее
крокодилы сверху, наверное, выглядели как втулка и спицы в велосипедном колесе.
Нет, в мотоциклетном — там спицы плотнее набиты. И их в мутно-зеленой
прибрежной воде становилось все больше.
— Это очень кстати, — заявил Шидла, спустился обратно
в капсулу и вернулся с муми-бластером в лапе. Минут пятнадцать он с
остервенением превращал крокодилов в неподвижные болотно-коричневые бревна.
Вскоре между капсулой и покрытым красноватым илом краем сухой земли образовался
надежный мост, точнее даже настил из одеревеневших рептилий. Но идти по нему
было все-таки боязно. При каждом шаге казалось, что именно этот хищник очнется
и обкусает нам жуткой пилообразной пастью лишние, по его мнению, конечности.
Но все обошлось. Шидла, двигаясь к берегу, тянул за собой
тонкий металлический трос. Выбравшись, он обвязал им ствол ближайшей пальмы,
защелкнул карабин и повернул рукоятку на нем. На борту хроноскафа натужно взвыл
движок, и капсула стала быстро подтягиваться к берегу.
— Зря ты все-таки наорал на него, — сказал я
Стасу. — Что ни говори, инженеры у них классные.
— Ага! — деланно восхитился Стас. — Лебедку
придумали! — и глянул на меня презрительно.
Оставляя широкую борозду в почве, капсула уже ползла по
берегу. Поворотом рукоятки Шидла остановил ее. А Стас нахмурился и тут только
ответил мне всерьез:
— Ничего не зря. Мало ли что инженеры. Обзываться я ему
все равно не позволю.
— А он, между прочим, хоть тип и неприятный, а вот спас
же нас обоих.
— Нужен ты ему! — скривился Стас. — Ему
потомок наш нужен, который сфинкса изобретет. Да еще петлю времени замкнуть
надо. А так стал бы он с нами возиться…
Возразить было нечего, но все-таки Шидла вызывал у меня не
только отрицательные чувства.
А он тем временем с инструментами в руках уже колдовал возле
хроноскафа.
Мы наконец-то огляделись и прошли несколько шагов в глубь
зарослей. Пальмы, тростник; похожий на акацию кустарник, разноцветные птицы,
бабочки…
— Как ты думаешь, где мы все-таки, а? — спросил
Стас. — И в каком времени?
— В том-то и дело, что мы не знаем ни того, ни другого.
Если бы знали, что мы, например, в Западной Сибири, то было бы ясно, что попали
в доисторическую эпоху. А так…
— Не, — махнул рукой Стас, — если времена
доисторические, то должны быть динозавры. А крокодилы — наши, исторические.
— Балбес ты. Крокодилы и при динозаврах жили, это очень
даже древние животные.
— И черепахи еще, правильно, — согласился Стас. Я
не понял, при чем тут черепахи, но возражать не стал. Тем более что он тут же
вполне резонно заявил: — Тогда, выходит, сюда в любой момент тиранозавр
выскочить может. Пойдем у Шидлы бластер возьмем.
Мы вернулись к хроноскафу.
— Починишь? — спросил Стас у сфинкса.
— Да, — ответил тот бодро, — завтра будет как
новенький. Тогда сможем узнать, в каком мы веке.