— А мы уже почти вычислили, — похвастался Стас, но
распространяться не стал, потому что на самом-то деле гордиться было нечем:
наличие крокодилов еще ни о чем не говорит. Поэтому он сразу сменил тему: — Дай
бластер, мы на динозавров поохотимся.
Шидла прекратил копаться в рваной дыре на обшивке и
внимательно на нас посмотрел.
— Вот это правильно, — согласился он, —
бластер возьмите, мало ли что. — И он протянул мумификатор. — Сам-то
я, если понадобится, и так отобьюсь. Но — никакой охоты. Вы не должны упускать
друг друга из виду. Тем более солнце уже идет к закату.
— Хорошо, — неохотно согласился Стас, — мы
тут, поблизости.
И все же охота получилась. И славная. И с информационной
точки зрения полезная. Стоило нам вновь чуть-чуть углубиться в чащу, как из
кустов вышел лохматый и рогатый зверь, похожий на буйвола или зубра, и деловито
двинулся прямо на нас. Глаза его были налиты кровью, и настроен он был явно
недружелюбно.
Я закричал: «Стреляй, Стас, стреляй!» Тот пальнул. Раздался
грохот, чаща осветилась молнией, и зверь как подкошенный рухнул в паре шагов от
нас.
— Млекопитающее, — разочарованно промолвил
Стас. — Костя, динозавров не будет.
Я не разделял его грусти:
— Ну и ладно. Зато будет ужин.
Мы сбегали за Шидлой. Тот немного поворчал на тему
изнеженности человеческой расы и неспособности хоть немного потерпеть голод, но
тушу все-таки ловко освежевал и перенес к хроноскафу. За сохранность мяса можно
было не беспокоиться — после порции муми оно просто не могло испортиться.
Темнело с южной стремительностью, и мы со Стасом, вновь для
безопасности захватив бластер, отправились на поиски хвороста. А примерно через
час мы уже сидели у шикарного костра под густо усыпанным звездами небом. И за
обе щеки уписывали зажаренные на острых деревянных кольях душистые куски.
Искры от костра мчались вверх, дразня своей красотой,
отражаясь в темных тревожащих водах. Шидла был просто неузнаваем. Венерианская
спесь слетела с него как шелуха. Подобравшись к самому огню и смачно чавкая, он
мурлыкал, как большой счастливый кот, и грубоватым добродушным говором стал
походить на какого-то американского негра-раба из «Тома Сойера» или «Хижины
дяди Тома». Не хватало только обращения «масса» — «масса Стас», «масса Костя»…
Похоже, атмосфера пикника влияла на него благотворно. Да он и сам признался:
— Эх, котята. На Венере-то флоры с фауной вовсе нет. Я
свой мир люблю, но хочется порой чего-нибудь такого… Посидеть у живого огня —
мечта любого сфинкса. Я вот хоть на Земле бываю. Но это тоже, знаете ли…
Тараколли… К каждому их логову проложена стеклопластовая дорожка… Там, в Андах,
в заповеднике нет ни одного по-настоящему дикого уголка. Не умеют люди ценить
своего счастья!
Стас, хоть и тоже размяк у костра, но духа противоречия
напрочь не лишился:
— Сами виноваты, что у вас ничего нет. Кто вас просил
останавливать преобразование Венеры?
— Это, котенок, политика, — вздохнул Шидла, —
политика, будь она проклята. Если бы мы сделали Венеру пригодной для жизни
людей, они или так, или эдак все равно завладели бы ею. Не войной, так миром.
Просочились бы. В каждую щелку бы пролезли. Люди… — Он вновь
вздохнул. — Если бы не люди, котенок, мы давным-давно превратили бы Венеру
в цветущий сад. А если бы…
Но что «если бы», мы так и не узнали, потому что плавную
речь Шидлы прервал пронзительный вой из чащи леса. Сфинкс резво вскочил и, крикнув:
«Я сейчас!» — кинулся на таинственный звук.
Вернулся он минуты через три, дрожа от возбуждения.
— Кошка, — почти кричал он взволнованно. —
Огромная черная самка! Почти такая, как я! Она меня видела!
— Пантера, — определил я.
— Пантера? — переспросил он. — Что такое
пантера?
— Дикий зверь из породы кошачьих, — пояснил
я. — А бывают еще львицы, тигрицы…
— Это что, тоже… кошки? — не веря своим ушам,
уточнил сфинкс. Глаза его пылали сумасшедшим огнем.
— Ну, не совсем, — сказал я. — А что, в
двадцать пятом веке их нет?
Шидла уверенно помотал головой:
— Мы бы знали. Есть только кошки и сфинксы… Как, ты
сказал, они называются?
— Пантеры, львицы, тигрицы, — вмешавшись, принялся
перечислять Стас с садистскими интонациями, — леопардихи, гепардихи,
рысихи…
— У них ведь, наверное, те же хромосомы, — не
дослушав, заговорил Шидла с блуждающей сомнамбулической улыбкой. — Мы бы,
наверное, даже могли бы э-э-э… — Он вдруг смутился. — Могли бы…
— Нет, — категорически заявил Стас, — все
равно неинтересно. Это как если бы человек с обезьяной. Хотя вообще-то может
быть, это и…
Ох и прыткий же у меня братец. Откуда что берется?
— Стас! — осадил я его. — У зеленой макаки,
между прочим, СПИД нашли.
Шидла, не понимая, о чем идет речь, переводил взгляд с него
на меня. Потом вдруг хитро прищурил глаза и заявил:
— Все. Котятам пора спать.
И загнал нас в хроноскаф.
Да мы и не сопротивлялись. Усталость брала свое, благо
кресла, наподобие самолетных, имели откидные спинки.
* * *
…Когда на рассвете мы, потягиваясь, выползли из капсулы,
Шидла остервенело копошился в ее внутренностях. Вид у него был несвежий. На
щеке красовалась глубокая царапина. Не видя нас, он разговаривал сам с собой.
— Все не так просто, брат сфинкс, не так просто, —
бормотал он печально, — они большие, они красивые… но — тупые…
— Бывает, — сказал Стас.
Шидла вздрогнул и затравленно оглянулся на нас.
— Пошли на охоту, — торопливо сменил я тему.
— На кой? — удивился мой бестактный брат. — У
нас же мяса еще на неделю.
— Ну, пойдем фруктов насобираем, — настаивал
я, — там финики есть, инжир…
— Ну айда, — согласился Стас.
Шидла не возражал. Точнее, отвернувшись и излучая безмолвное
смущение, он вел себя так, словно нас не существует вовсе. И мы, прихватив в
качестве корзинки легкий пластиковый футляр из-под его инструментов, двинули в
заросли.
Финики, инжир и виноград, которые так и лезли нам в руки с
первых шагов, мы поначалу клали не в футляр, а прямо в рот. Так мы углубились в
заросли метров на сто, любуясь цветами, наблюдая за потешной игрой обезьян на
лианах.