— Называется «Сушняк», — наставительно сказал
я. — Специально для малолетних алкоголиков. Снимает все последствия…
— Хорошо! — ожившим голосом сказал брат.
— Но есть побочный эффект, — вкрадчиво сказал
я, — когда вырастешь, детей не будет.
Стас поперхнулся.
— Это нечестно! — завопил он, отставляя бутылку.
— Ты же вчера сказал, что холостяком будешь. Какая тебе
разница?
— Я сказал? — Он снова обхватил голову руками.
Наверное, я еще долго бы над ним издевался, но тут дверь
открылась и вошел Смолянин. Бинтика вокруг головы у него уже не было, уши
торчали по-прежнему.
— Ква-ква! — приветствовал он нас. —
Отсыхаете, малолетки?
— Ква, — поздоровались мы. А Смолянин, взглянув на
пустые бутылки, покачал головой:
— Осторожней, детям нельзя этого много пить. А то
вырастете и… ну, в общем, будут проблемы.
— Мы знаем, — вяло сказал Стас. Теперь уже я,
поперхнувшись от страха, спросил:
— Какие проблемы?
— Волосы не будут перекрашиваться, — тихо, словно
говорил какую-то гадость, которую и произносить-то не хочется, сказал Смолянин.
Он ткнул рукой стену, и перед ним засветилось облачко-кресло. Бухнувшись туда,
Смолянин задумчиво посмотрел на Стаса.
— Мужик, ты правда убежденный холостяк?
Стас глянул на меня. Я пожал плечами.
— Ну, может, я еще передумаю, — промямлил он.
Глаза у Смолянина загорелись.
— Передумывай, парень! Такую жену тебе найдем, все
позавидуют!
Стас покраснел как рак. Я-то знаю, что он девчонок ужасно
стесняется и даже не заговаривает с ними первый. Смешок я подавил, но Смолянин
все же что-то услышал. У него даже уши слегка повернулись в мою сторону — вот
честно, не вру!
— Старшему, конечно, еще лучше жену найдем, —
успокоил он меня. — Уже есть две кандидатуры — дочь Ережепа и племянница
Кубатая. Хочешь, завтра и свадьбу сыграем. Или свадьбы. — Он умоляюще
посмотрел на Стаса.
— Мы так быстро не женимся, — отбрил Стас. —
И жен себе ищем сами.
— Но только среди персонала Департамента, —
предупредил Смолянин. — Ввиду вашей особой секретности.
— Смолянин, зачем так торопиться? — спросил
я. — Что вам наши жены сдались?
Переводчик вздохнул:
— Не буду лепить горбатого, парни. Мы не знаем, что с
вами делать.
— А че делать-то? — запетушился Стас. — Сами
себе дело найдем!
— Боимся мы, — грустно сказал Смолянин. —
Вдруг вы опять машину времени сделаете и в прошлое убежите. Или рассекретите
что-нибудь. А так — жены бы за вами присматривали, развлекали… У нас бы стали
работать. Домами дружить бы стали…
Смолянин вздохнул и опустил голову. Без всякой связи сказал:
— Спал сегодня отвратно… Всю ночь Кубатай мешал. Уложил
меня спать, а сам ходил, семечки грыз, компьютером шумел… А лег — храпеть
начал.
— Вы что, вместе живете? — спросил я.
— Да, уже два дня. Он древнерусский решил выучить и со
мной вместе поселился. Думает, язык легко изучить! Одна операция по расширению
ушей, чтоб звуки лучше запоминать, полмесяца занимает. А потом стимуляция
мозга, так что вся голова шишками покрывается. И труд, труд, труд.
Смолянин опять вздохнул и безнадежно попросил:
— Вы уж женитесь по-доброму, кенты. А то Кубатай меня
угробит. Он же настырный, как все осетины.
— Он осетин? — удивился я.
— Ага, — Смолянин оживился. — Два года назад
выяснил…
И он поведал нам удивительную историю. Оказывается, за
последние пятьсот лет все народы на Земле перемешались. Из-за каких-то там
эпидемий, войн, просто из-за того, что государств не стало… Ну и когда люди
опомнились, оказалось, что никто своей национальности не знает. В лучшем случае
слышал, что прабабка была на четверть турчанка или еще что-нибудь подобное. И у
людей появилась мода докапываться до своей национальности. Тратилось на это
много сил и средств, но получалось не у всех. Генерал-сержант Кубатай тоже
долго не знал, кто он. Пробовал записаться в евреи, но его не приняли.
Обманули, сказали, что лимит исчерпан. Пошел было в русские, но те обиделись,
что он сначала к евреям ходил, да еще выяснилось, что водку пить не любит. Все
ему уже сочувствовать начали, но Кубатай упорно рылся в архивах. И однажды на
медкомиссии, когда выяснилось, что у него отличное ночное зрение, понял истину.
Ведь осетины, как известно, в темноте отлично видят, не зря же в стихотворении
сказано:
Но злая пуля осетина
Его во мраке догнала.
С тех пор Кубатай стал официально признанным осетином.
— Здорово! — сказал Стас, который уважал упорство
в достижении цели. — А ты, Смолянин, кто?
Смолянин обиделся.
— Как и вы, ребята, русский… У меня письменное
свидетельство есть, — сухо добавил он.
— Какое? — спросил я. И Смолянин не удержался —
наверное, любил эту историю.
— Письмо я отыскал, — начал он свой
рассказ. — От прапрадеда к прадеду. Там написано… — Смолянин
откашлялся и начал декламировать:
— «Дорогой сынок Ваня! Очень рад, что тебя приняли в
Московский университет. Ты, как настоящий русский, должен учиться в России, а
не на Украине…»
Мы с братом кивнули — действительно, свидетельство
стопроцентное. Но Смолянин продолжал:
— «Мама, хоть и хает клятых москалей, тоже рада. А
дедушка на радостях купил тебе новую ермолку, очень красивую и недорогую.
Только не езжай в ней к тестю в Шымкент, надень пока старую. До свидания, твой
папа Кшиштоф».
Мы, пораженные, молчали. А Смолянин продолжал:
— Вообще-то наша, русская, национальность одна из самых
популярных. Говорят, у нас этническая аура клевая. Но в то же время все боятся,
да я и сам боюсь. Станешь слишком русским, на остров потянет. А на
острове… — Тут он прикрыл рот ладонью, словно сказал что-то лишнее.
— Что на острове? — спросил Стас. — И Ережеп
про остров что-то говорил.
Смолянин отнял ладонь от губ:
— Нет, ребятишки, это не я должен рассказывать.
Начальство спросите.
Но больше мы об этом таинственном острове так ничего и не
слышали. А Смолянин перевел разговор на прежнюю тему: