Мы переглянулись. Гости в ожидании молчали.
— Давай, Стас, — тихо сказал я, потому что чувствовал:
сам под пристальными взглядами сотен глаз вряд ли смогу выдавить из себя и пару
слов.
Стас резво вскочил. Откашлялся. Потом почесал в затылке.
Затем шмыгнул носом и вытер его. Наконец сказал хрипло и пискляво:
— Ну, это. Ква-ква, короче.
Смолянин перевел, гости опять бурно зааплодировали и
засвистели. Стас начал было присаживаться, но вновь наступила тишина, и на него
снова уставились в ожидании. Стас осмелел, но, кажется, забыл, что мы не у
инопланетян.
— От имени всех людей Земли, — начал он, но я шепнул:
«Стас, мы на Земле!» — и он поправился:
— Точнее, от всех людей двадцатого века всем привет. Мы
тут с братом посовещались, — я удивленно глянул на него, — и вот что
решили. Давайте поедим сначала, а потом уж поговорим.
Присутствующие обескураженно молчали, но Ережеп махнул
рукой, грянула незнакомая торжественная музыка, и в распахнувшиеся боковые
двери в зал, ни на что не опираясь, вплыли круглые плоские платформочки с тремя
гибкими тонкими руками-манипуляторами на невысоком штыре посередине.
Я понял, что это — механические официанты. Стас, красный от
волнения, сел и отер со лба пот.
— Как я, а? — гордо спросил он.
— Нормально, — ответил я, хоть и не был уверен,
что его речь была достаточно весомой для такого случая. Сидевший рядом с нами
Кейсеролл тем временем поглядел на часы, схватился за голову и выбежал из зала.
«Очень занятой мужик», — шепнул мне Смолянин.
А платформы-официанты двинулись вдоль стола, раскладывая
пищу. Ароматы усилились.
— Антигравитация? — важно спросил Стас у
Смолянина, кивнув на платформы.
— Да, — подтвердил Смолянин, — антигравитация
— привилегия Департамента.
— Почему? — удивился я.
— Антигравитация и движение во времени — явления одной
природы, для обычных людей все это насмерть засекречено.
— Почему? — повторил я.
— Мне этого вам нельзя рассказывать. А лапшу на уши
вешать не хочется. Пускай другие объясняют.
Вокруг уже ели, только к нам платформы все не подъезжали.
Стас потянулся было к какому-то блюду, но я заметил, что никто тут ничего не берет
со стола сам, и шикнул на него, хоть у меня тоже текли слюнки:
— Ып-сарап, каракуц нямьек. Ук юртак.
[13]
Смолянин удивленно покосился на меня: таких слов в русском
языке он не знал.
И тут мы поняли, в чем дело. Люди будущего решили
обслуживать нас сообразно традициям нашего времени. Как они их себе
представляли. С подносами в руках в зал вошли два официанта. Но что это
официанты, я понял не сразу. Одеты они были в черные фраки, ермолки и лапти, а
на ремнях у них почему-то болтались огромные сабельные ножны. Приплясывая под
музыку, они поравнялись с нами и, поклонившись с деревянными улыбками на лицах,
положили на наши тарелки еду. Я не верил своим глазам. Передо мной лежали
серые, слипшиеся, такие до боли знакомые столовские пельмени. А на удивительной
красоты резной подставке рядом — консервная банка с неаппетитной бурой массой.
У меня челюсть отпала, когда я прочел надпись на этикетке (на русском!!!):
«Кильки в томатном соусе. Рыбзавод ГКО „Волгорыбхоз“, пос. Завгородний
Волгоградской области».
— Ненавижу, — простонал Стас. В этот миг Кубатай
заговорил с нескрываемой гордостью в голосе (я специально больше не употребляю
идиотских словечек Смолянина, потому что мне это надоело):
— Сюрприз! То, что вам подали, стоит в десятки раз
больше всего остального на этом столе. Более ста лет назад в вечной мерзлоте
Таймыра были обнаружены останки древней экспедиции. Специалисты установили, что
запасы провианта, пролежавшие там почти пятьсот лет, вполне пригодны к
употреблению. Все последующие годы находка в холодильной камере ожидала
прибытия предсказанных гостей из прошлого. И вот привычная вам пища дождалась
встречи со своими современниками. Любой из присутствующих здесь отдаст полжизни
за право отведать эти блюда.
— Так это… — замялся Стас, — пусть отведают.
Я вообще что-то есть не хочу.
— И я, — согласился я, отодвигая неаппетитную
тарелку.
Сидящие возле нас обменялись недоуменными взглядами.
Но я придумал, как выйти из неудобного положения, и попросил
Смолянина перевести.
— По русской традиции нашего времени мы предлагаем
откушать «пельмень мира».
С этими словами я взял на вилку серый комочек, надкусил
отдающее бумагой тесто, положил вилку в тарелку и передал ее Смолянину. Стас,
прыснув, сделал то же и отдал свою тарелку Кубатаю. И тарелки поплыли по столу.
Каждый из гостей откусывал понемножку, блаженно закатывал глаза, причмокивал и,
передавая блюдо соседу, что-то приговаривал. (Смолянин перевел: «Ништяк».)
Под шумок я отправил по кругу и банку с килькой. А дерзкий
Стас, воспользовавшись тем, что я отвлекся, стянул-таки с ближнего блюда
ароматную, светящуюся голубым колбаску на тонкой палочке и вцепился в нее
зубами. Колбаска хихикнула, и Стас, поперхнувшись, закашлялся.
Чтобы спасти брата, я что есть силы хлопнул его по спине.
Кашлять Стас перестал, но я заметил, что все прекратили есть и с любопытством
смотрят на нас. Я покраснел от стыда: они, видно, решили, что я Стаса бью. А
тот, балбес, отомстил мне самым коварным образом. Невинно улыбаясь, он указал
присутствующим на меня пальцем и пояснил:
— Старший. — После чего раболепно сложил ладони и
поклонился мне. Услышав перевод, гости принялись возбужденно обсуждать
происшедшее.
— Между прочим, вкусно, — сказал Стас и как ни в
чем не бывало принялся доедать хихикающую колбаску. Та веселилась все тише и
тише, пока не исчезла окончательно.
— Ну, держись, курдеп, — пообещал я, —
воспользуюсь я своим правом старшего.
— Давай-давай, — ухмыльнулся Стас, — ты еще
не знаешь, какие права я для младших придумал.
Его голубая колбаска пахла так аппетитно, а хихикала так
весело, что я решил тоже плюнуть на условности. Взяв такую же, только розовую,
я принялся за еду. Вкусно было необычайно. Что-то вроде клубничного мороженого
и копченой колбасы. Нет, ерунда получается; этот вкус не опишешь. Моя колбаска
хохотала более заливисто, я бы даже сказал, взахлеб.
Председательствующий поднялся и вновь произнес небольшую
речь, в которой сообщал, что решением Совета Департамента, несмотря на наше
прибытие, хронопатрульная служба расформирована не будет, а продолжит
выполнение своих функций. Ведь, кто знает, может быть, подобное путешествие во
времени — случай не единичный.