Уэстон согласился с ним.
— Можно даже попасть на остров, минуя отель, — добавил он. —
Никакого риска, кроме того, что кто-то увидит вас из окна, нет.
— Из каких окон?
— Я говорю о двух окнах ванной комнаты для клиентов отеля —
они выходят на север, — об окне ванной комнаты обслуживающего персонала и на
первом этаже — окнах гардеробной и бильярдной.
— Да, — сказал Пуаро, — но за исключением последний, в окнах
этих комнат??х матовое стекло.
— Согласен, — признался Уэстон.
Он немного помолчал и потом сказал:
— Если это его рук дело, вот откуда он вышел.
— Кто? Маршалл?
— Да. Шантаж шантажом, а я продолжаю думать, что все
свидетельствует против него. К тому же, его поведение… Нет, его поведение мне
не нравится.
— Я допускаю это, — суховато ответил Пуаро. — Но можно вести
себя странно и не быть преступником!
— Значит, вы верите в его невиновность?
— Я не хочу этого утверждать.
— Посмотрим, что останется от его алиби после того, как
Колгейт проверит эти напечатанные страницы, — заключил Уэстон. — А пока можем
поговорить с горничной. От ее показаний зависит многое.
Горничная была расторопной тридцатилетней женщиной. На
вопросы она отвечала с легкостью. Капитан Маршалл поднялся к себе немногим
позднее половины одиннадцатого. Она убирала у него в номере, и он попросил ее
как можно быстрее закончить. Она не видела, как он вернулся, но чуть позже
услышала стук пишущей машинки. Было примерно без пяти минут одиннадцать, и она
находилась в это время в номере мистера и миссис Редферн. Затем она пошла
убирать у мисс Дарнли, в конце коридора. Оттуда ей не было слышно машинку. Если
ей не изменяет память, она вошла в номер мисс Дарнли сразу же после
одиннадцати. Помнит, что на пороге ее комнаты она услышала, как колокола
Лезеркомбской церкви пробили одиннадцать часов. В четверть двенадцатого она
спустилась выпить чашку чая и перекусить. Потом пошла убирать в другое крыло
отеля.
По просьбе Уэстона горничная рассказала, в каком порядке она
убирала комнаты на втором этаже: сначала номер мисс Линды, потом две общие
ванные, потом номер миссис Маршалл, номер капитана, номер мистера и миссис
Редферн и, наконец, номер мисс Дарнли. Во всех номерах есть ванные, кроме
комнат капитана Маршалла и его дочери. Разумеется, она убирала и ванные.
Нет, когда она находилась в номере мисс Дарнли, она не
слышала, чтобы кто-нибудь прошел по коридору или спустился по наружной
лестнице. Но она не думает, что услышала бы тихие шаги.
Затем Уэстон стал задавать вопросы о миссис Маршалл.
Нет, обычно она рано не вставала, и Глэдис Нарракот — так
звали горничную — удивилась, найдя дверь открытой и увидев, что миссис Маршал
спустилась чуть позже десяти часов. Это был совершенно исключительный случай.
— Миссис Маршалл всегда завтракала в постели? — спросил
Уэстон.
— Да, сэр, всегда. Это был не очень плотный завтрак: чашка
чая, немного апельсинового сока и сухарик. Как и большинство других дам, она
соблюдала диету…
Нет, она не заметила ничего необычного в поведении миссис
Маршалл. Она была такой же, как всегда.
— Что вы думаете о ней? — вкрадчиво спросил Пуаро.
Она смутилась и недоуменно взглянула на него.
— Да разве мне об этом судить, сэр? — застенчиво ответила
она.
— Нет, вы должны об этом сказать. Нам очень интересно знать
ваше мнение.
Глэдис обратила свои умоляющие глаза на начальника полиции,
который старался сделать вид, что одобряет вопрос Пуаро, хотя в глубине души он
находил методы своего иностранного коллеги довольно странными.
— Да-да, Глэдис, — подтвердил он. — Это нас интересует.
Пальцы горничной нервно теребили ткань набивного платья.
— Ну, если вам угодно… Миссис Маршалл… не была настоящей
леди. Вы понимаете, что я хочу сказать? Она больше походила на актрису.
— Но ведь она и была актрисой, — заметил Уэстон.
— Вот я тоже и говорю, сэр. Она всегда делала, что хотела.
Если ей не хотелось быть вежливой, то она себя не утруждала. Это, правда, не
мешало ей через две минуты опять начать улыбаться! Но если что-то было не так,
если я запаздывала на ее звонок или если ее белье еще не вернулось из стирки,
то она становилась злой и грубой. Нельзя сказать, что слуги любили ее. Но
одевалась она в красивые туалеты, и сама она была очень красивая. Вот ею и
восхищались…
— Мне бы не хотелось задавать вам этот вопрос, но он для нас
важен: какие отношения были у нее с мужем?
Глэдис Нарракот заколебалась и в свою очередь спросила:
— Вы же не думаете, сэр, что… это он ее убил?
— А вы? — живо спросил Пуаро.
— Никогда в жизни! Он такой воспитанный джентльмен! Да чтобы
капитан Маршалл сделал подобную вещь? Ни за что в жизни! В чем, в чем, а в этом
я уверена!
— Да, но вы не абсолютно уверены в этом! Я слышу это в вашем
голосе…
— Я знаю, — смущенно произнесла она, — о таких вещах пишут в
газетах. Это называется убийство из ревности… Конечно, между ней и мистером
Редферном что-то было, об этом только и судачили! Миссис Редферн такая приятная
леди… Вот уж верно, что ей не посчастливилось! Да и мистер Редферн тоже такой
обходительный джентльмен!.. Только вот говорят, что мужчины сами на себя
становятся непохожи, когда они встречают такую женщину, как миссис Маршалл!..
Она-то уж знала, чего хочет! Женщины ведь на многое закрывают глаза…
Она вздохнула, заколебалась и сказала:
— Вот если бы капитан Маршалл узнал, что тут происходит на
самом делать…
— Так что же?
— Мне часто казалось, что миссис Маршалл боялась, как бы он
не узнал все.
— Почему вы так думаете?
— Я ничего не могу сказать точно. Просто у меня было такое
впечатление! Иногда мне казалось, что она… да, что она его боялась. Это очень
добрый джентльмен, но, как говорят, на нем не поездишь!
— Ваше впечатление, надо полагать, не основано ни на каких
конкретных фактах?
Она отрицательно покачала головой.
— Что ж, — вздохнул Уэстон, — перейдем к письмам, которые
миссис Маршалл получила сегодня утром. Сколько их было?