– Я сам был в их числе, – заметил Аллейн, – и застал Мэйсона у служебного входа.
– Вот как, сэр? Что ж, понятно. Выходит, у мистера Мэйсона надежное алиби. А потом, после того, как вы вместе с ним вошли на сцену, у него было время, чтобы подняться наверх?
– Было, и полно, – со вздохом ответил Аллейн, – но он этого не делал. Я отлично помню, что Мэйсон все время был на сцене. Он стоял рядом со мной, и я разговаривал с ним и Хэмблдоном.
– То же самое сказал и Хэмблдон, – мрачно подтвердил Уэйд. – Да, все ниточки вроде сходятся. С другой стороны, я видел, как и не такие алиби превращались в дым. Завещание покойного – чертовски хороший мотив. Мистер Мэйсон здорово разбогатеет после этого убийства.
– А раньше он не был богат? – небрежно спросил Аллейн.
– Это нам еще предстоит выяснить. Скажите, а Скотленд-Ярд мог бы…
– О да, конечно. Они вам обязательно помогут. Мы называем это «тактичными запросами». Жаль, что меня там нет.
– Зато вы здесь, – возразил Уэйд, – и я уверен, что они об этом знают.
– Что-то мне не нравится, как вы это говорите, – с кислой улыбкой заметил Аллейн. – И я прекрасно вижу, к чему вы клоните.
Уэйд обезоруживающе улыбнулся.
– В конце концов, – развел он руками, – это скорее английское дело, чем новозеландское, разве нет?
– Поживем – увидим, – ответил Аллейн. – Как там насчет вашего тики? И раз уж мы о нем заговорили: вы спросили мистера Мэйсона, куда он ушел вместе с доктором Те Покиха после убийства?
– Ему стало нехорошо, и доктор куда-то его отвел, чтобы пропустить стаканчик.
– Доктор отвел его сюда. Видите, на столе бутылка и два бокала?
– Да. Я распоряжусь, чтобы с них сняли отпечатки пальцев. Похоже, они пили чистый виски.
– Значит, доктору Те Покиха тоже стало нехорошо, – заключил Аллейн. – Хотя мне казалось, что он выглядел уверенным и спокойным. Что было после двух порций чистого виски?
– Доктор позвонил нам, оставив Мэйсона допивать свой бокал. Мэйсон утверждает, что оставался здесь до нашего прибытия. Я помню, что видел с улицы открытую дверь в офис и горевший внутри свет. Кажется, я даже заметил его фигуру. Вахтер говорит, что после нашего приезда вышел во двор, заглянул к Мэйсону и какое-то время с ним беседовал. По его словам, это было сразу после того, как он впустил нас в театр. Потом они вместе с Мэйсоном пошли в гардеробную.
– Так оно и было, сэр, – неожиданно вмешался Касс. – Я как раз стоял у служебного входа, когда они вошли внутрь. Вид у мистера Мэйсона был скверный.
– Больной? – уточнил Аллейн.
– Именно так, сэр.
– Больной или здоровый, – буркнул Уэйд, – но с Джорджем Мэйсоном надо держать ухо востро. Что касается мисси… мисс Дэйкрес, у нее вообще нет алиби на то время, когда преступник испортил механизм с бутылкой. Она говорит, что сразу отправилась в гримерную и сидела там одна до начала вечера.
– А ее костюмерша?
– Она отправила ее принарядиться к празднику. Короче говоря, мисс Дэйкрес вполне могла подняться по лестнице, подправить механизм и вернуться назад в гримерную. Когда она появилась на празднике, сэр?
– В последнюю очередь, – ответил Аллейн, сразу вспомнив всю эту картину: мелодичный смех Каролин, Акройда, торжественно открывавшего перед ней дверь, шествие театральной дивы и собственный поклон.
– В последнюю очередь! – воскликнул Уэйд. – Значит, пришла последней и одна…
– Нет, не одна. За ней ходили Хейли Хэмблдон, мистер Мэйсон и мистер Мейер.
– Выходит, и тут все чисто, – пробормотал Уэйд.
– Как насчет мистера Хэмблдона? – спросил Аллейн.
– Он говорит, что после спектакля вместе со всеми покинул сцену и ушел в свою гримерную. Там его ждал костюмер, но он его отослал.
– Ну да. На нем уже был смокинг. Ему пришлось просто стереть грим.
– У него тоже была возможность подняться наверх, сэр. Отослав костюмера, он мог выскользнуть на сцену и подняться по задней лестнице. Уже после того, как Берт и мистер Мейер проверили механизм.
– А как насчет второго визита? Хэмблдон все время находился рядом с нами – и рядом с телом – и ушел со сцены в тот момент, когда Гаскойн, Берт и я были еще там. Он сказал, что пойдет в гримерную мисс Дэйкрес. Когда я заглянул туда позже, он действительно был там. Потом я предложил ему выпить немного бренди, и он ушел. Не думаю, что у него хватило бы времени и на фокус с грузом, и на выпивку. Нет, в принципе могло бы хватить, но ему пришлось бы действовать чертовски быстро.
– У Хэмблдона не было мотива для убийства, не так ли, сэр?
Аллейн поднял брови.
– Можно сказать, что нет, – пробормотал он.
– Если у вас есть какие-то сомнения… – начал Уэйд.
– Нет, нет. Ничего.
Стук в дверь возвестил о приходе Пакера.
– Прошу прощения, сэр, – произнес он, – вы готовы принять следующего?
– Да, да, – нетерпеливо ответил Уэйд. – Пришлите мне…
– Прошу прощения, сэр, но мистер Акройд спрашивает, не могли бы вы пригласить его раньше других? Он утверждает, что хочет сказать нечто важное.
– Акройд? Кто это?
– Комик, – объяснил Аллейн.
– А, без проблем. Ведите его сюда, Пакер.
Пакер ушел вместе с Кассом.
– Странно, почему ему так не терпится? – вслух подумал Уэйд.
– Действительно, странно, – поддакнул Аллейн.
– Акройд – это тот расфуфыренный коротышка, который всегда острит?
– И порой довольно мрачно, – добавил Аллейн.
– По правде говоря, я не был на спектакле. Нет, я люблю посмеяться, но, знаете, после кино все эти пьески кажутся довольно скучными. Сплошная болтовня. Есть, конечно, и неплохие водевили. Когда это действительно смешно, то…
– Акройд прекрасно умеет смешить на сцене. Но в жизни я нахожу его куда менее забавным.
– Я слышал, он просто бомба, – заключил Уэйд.
«Бомба» появилась в комнате под охраной Касса.
Мистер Акройд был, мягко говоря, невелик ростом: рядом с великаном Кассом он казался почти карликом. «Лицо у него и правда забавное, – подумал Аллейн. – Нос пуговицей: сюда так и просится красное пятно. Ему бы выступать в цирке, а не в классических комедиях. Впрочем, нет – актер он настоящий. Играет с умом и с тем неповторимым юмором, который идет изнутри, – как, например, у Чаплина. Но человек он все-таки неприятный. Комок желчи».
Акройд с непринужденной грацией шагнул к инспектору Уэйду. Его актерские манеры проявлялись и в реальной жизни. Казалось, он вот-вот выкинет какой-нибудь фокус или отпустит уморительную шутку.