– Нет, ее похоронили в Париже, хотя она желала бы,
наверное, лежать в Мулене. Но как раз когда пришло известие о ее внезапной
смерти, в дом ударила молния. Вы представляете?! И он сгорел. Все сгорело, все
ее вещи, хотя ее правнучка Моник очень старалась спасти записки своей бабушки.
Ну куда там, все так полыхало!.. – махнула рукой Жаклин.
– Жаль! – чуть ли не простонала Алёна.
Да уж! Если бы удалось каким-то чудом добраться до записок
этой неведомой мадам, какой романчик смогла бы создать на их основе
писательница Дмитриева!
Ага, так бы тебе их и дали потомки миллионерши!
Ну и ладно, все равно они сгорели… в смысле, записки, а не
потомки, – на нет и суда нет.
Еще раз поблагодарив за косточковыбивалку и пообещав вернуть
ее к вечеру, Алёна и Марина отправились домой, где свалили воспитание ребенка
на Мориса, а сами чуть ли не в драку взялись за выбивание косточек, причем
продвинутая Марина получала от пользования «полным отстоем» ничуть не меньше
удовольствия, чем отсталая Алёна.
День прошел сугубо в хозяйственных хлопотах, в сугубой и
приятной реальности, и к исходу его, когда на столе выстроилось двадцать шесть
банок и баночек с вареньем, по-тутошнему говоря, конфитюром, Алёна почти
убедила себя в том, что никакого Никиты не было, не было, не было, что он ей
померещился, померещился, померещился!
Эта уверенность укрепилась за ночь, во время которой Алёна
почти непрерывно видела эротические сны… правда, с участием не Фримуса и даже
не киллера Шершнева, а сны вполне традиционные – с участием этого проклятущего
мальчишки из Нижнего Новгорода. Господи, ну как же он любил ее в этих снах, как
волновал, до какого исступления ее доводили эти черные, сияющие, смятенные
глаза, эти тяжелые, прерывистые вздохи, эта его привычка вдруг, накануне
рокового мига, просунуть руки ей под спину и прижимать, прижимать к себе так,
что она начинала задыхаться, уткнувшись в его горячее атласное плечо, и не было
никакой возможности разомкнуть хватку его железных мышц, и тогда, словно в
отместку, она запускала пальцы ему под мышку, касалась коротких, мягких
завитков, которые он нарочно не сбривал по ее просьбе… У него пресекалось
дыхание… другой рукой она начинала гладить его спину, медленно ведя пальцы от
взмокших завитков на затылке и ниже, ниже… и вот, когда ее рука касалась
поясницы, он начинал умирать, начинал биться в нее всем телом, хрипло, вздох за
вздохом, снова и снова выдыхая ее имя: Алёна, Алёна, Алёнушка моя… Тут уже не
выдерживала и она, и тогда стоны их сливались, и сливались их пот, их любовная
влага, их кровь на искусанных губах, их внезапные слезы…
Впрочем, все это чудо случалось наяву, она помнила, никогда
не забывала, как это было, ну а сны, словно нарочно, прерывались на самом
интересном месте, так что Алёна просыпалась раз двадцать: слушала шум дождя, в
котором ей чудился шепот Игоря, отсчитывала удары часов на старой церковной
колокольне… – а потом снова проваливалась в сон, и утром кое-как вытащила
себя из постели – с головной болью, вялая, потная…
Небо было серым, а ветерок – прохладным. Но завесу туч вдруг
просверлил сверкающий солнечный луч, и вялость Алёны как рукой сняло. Она
торопливо умылась, оделась, бесшумно выскользнула из дому и на перекрестке
повернула туда, куда указывала стрелка с надписью: «Tonnerоua – 17». До
Тоннеруа семнадцать километров…
Спустя несколько шагов Алёна заметила, что по мокрому
асфальту впереди тянется узкая извилистая дорожка, словно здесь проползло
какое-то длинное-предлинное пресмыкающееся. На миг вспомнилась давешняя змея…
но тотчас она увидела впереди, метрах в двухстах от себя, на седловине
небольшого перевала, сгорбившуюся фигуру велосипедиста в черной майке – и улыбнулась.
Итак, это была не змея. Фримус и сегодня выехал на свой
утренний променад! Причем именно по этой дороге.
Забавно…
«Удар иль поцелуй произойдет меж нами?..»
Скоро это выяснится.
Франция, Париж, 80-е годы минувшего столетия
Из записок Викки Ламартин-Гренгуар
Как говорится, каждая Золушка мечтает встретить своего
принца, а каждая девушка мечтает выйти замуж за миллионера. Мой принц так и
остался для меня недостижим, а вот выйти за миллионера мне удалось. Не скажу,
что мне одной из нас, русских манекенов, посчастливилось сделать удачную
партию: например, Гали́ Баженова, после неудачи своего первого брака,
вышла замуж за графа Станисласа де Люара (она приняла католичество, чего я
никогда так и не сделала, и отныне звалась графиней Ирэн де Люар); Ия Ге стала
леди Абди после брака с английским баронетом Робертом Абди; Женя Горленко вышла
за виконта де Кастекса; Лидия Багратени стала женой лорда Детерлинга; Кира
Борман вышла замуж за депутата Аршамбо; Соня Кольбер – за хозяина модного дома
«Шарль Монтень», очень состоятельного голландца; а Наталья Палей (между прочим,
«настоящая Романова»: дочь великого князя Павла Александровича от его
морганатического брака с Ольгой Валериановной Карнович-Пистольской!) стала
женой знаменитейшего кутюрье Люсьена Лелонга и сделалась символом его мезона.
Киса Куприна, хоть и не вышла замуж, имела бурный роман с Марселем Л’Эрбье и
снялась у него в пяти фильмах; да и другие наши девушки имели успех в
Голливуде…
Словом, примеров житейских удач наших манекенов можно привести
немало, однако мое замужество было самым первым в этом списке, да к тому же
самым феерическим. Оно произвело большое впечатление на всю нашу эмигрантскую
среду, и поэт Валентин Горянский (настоящий поэт, стихи которого печатались и в
«Русской мысли», и в «Иллюстрированной России»,
[24] не то что
стихи кое-кого другого…) даже написал по этому поводу прелестный опус. Не
удержусь, чтобы не привести его, потому что он не только отражает – правда,
изрядно романтизируя! – историю моего замужества, но и как бы воплощает
чаяния всех нас, красивых изгнанниц, отчаянно мечтавших о счастье в чужой
стране.
Стихотворение называется «Манекен Наташа», и подзаголовком у
него стоят слова: «Летняя повесть».
I
У манекена Наташи,
Маленькой мидинетки,
[25]
Праздники редки.
Целые дни Наташа
Как рыбка в сетке:
Повернитесь, Наташа!
Примерьте, Наташа!
Пройдитесь, Наташа!
Праздники редки,
Горькая чаша —
Жизнь мидинетки…
И вдруг —
Разомкнулся однажды
Заколдованный круг!
Разомкнулся однажды!