Короткая фантастическая жизнь Оскара Вау - читать онлайн книгу. Автор: Джуно Диас cтр.№ 20

Твой папа был врачом, невозмутимо твердила Ла Инка. Твоя мама – медсестрой. Они жили в самом большом доме Ла-Веги.

Бели́ не слушала, но по ночам, когда дули пьянящие ветры, наша девочка стонала во сне.

Когда Бели́ исполнилось тринадцать, Ла Инка добилась, чтобы ее взяли на бесплатное обучение в «Эль Редентор», одну из лучших школ Бани́́. Теоретически это был очень сильный ход. Пусть Бели́ и сирота, но она была третьей и последней дочерью одной из самых значительных семей Сибао, семьи из высшего общества, и достойное обучение полагалось ей не только по закону, но и по праву рождения. Заодно Ла Инка рассчитывала, что школа охладит порывистость Бели́. Учеба в заведении для лучших людей в округе излечит любую глупость, уповала Ла Инка. Но, несмотря на блестящую наследственность, самой Бели́ было очень далеко до высот, покорившихся ее родителям. Ее никто не пестовал, никто не вразумлял, пока Ла Инке – любимой кузине ее отца – не удалось разыскать девочку (спасти, попросту говоря), вытащив из тьмы, окутавшей ее детство, на свет Бани́. За семь последующих лет дотошная, упорная Ла Инка во многом нивелировала ущерб, нанесенный жизнью в чахлой провинции Асуа, но прискорбная неотесанность девочки все еще бросалась в глаза. Великосветской заносчивости хоть отбавляй, но речь, как у суперзвезды дешевой забегаловки. Бели́ могла уесть кого угодно и за что угодно. (Годы, проведенные в Дальней Асуа, тому виной.) Идея поместить темнокожую девчонку с сельскими манерами в шикарную школу, где большинство учеников были белокожими детьми высокопоставленных воров, опоры режима, – такая идея выглядела привлекательнее на бумаге, чем на практике. Каким бы гениальным врачом ни был ее отец, в «Эль Реденторе» Бели́ резко выделялась на общем фоне. В столь деликатной ситуации иная девочка, возможно, сумела бы лучше распорядиться своей полярной несхожестью: потупив взор, игнорировала бы 10 001 колючку, ежедневно втыкаемую в нее как учениками, так и преподавательским составом, и выжила бы. Но не Бели́. Она никогда в этом не признавалась (даже самой себе), но в школе она чувствовала себя выставленной напоказ – все эти светлые глаза, что прожорливой саранчой впиваются в ее смуглоту, – и она не знала, что делать с этой уязвимостью. Поэтому делала то, что раньше ее всегда выручало. Держалась враждебно, агрессивно, реагируя на все с бешеной несоразмерностью. Заметят ей, что туфли у нее слегка не того оттенка, и она тут же напомнит «обидчице», что та спит на ходу, а танцует, как коза с камнем в заднице. Уф. Вы просто играете понарошку, а ваша одноклассница бьет по-настоящему.

Словом, к концу второй четверти Бели́ ходила по коридорам школы без опасения, что кто-то попробует ее задеть. Понятно, оборотной стороной ее победы стало полнейшее одиночество. (И это вам не роман «Время бабочек», где одна из сестер Мирабаль, [39] добрая душа, принимается опекать несчастную ученицу из бедной семьи. Здесь никаких чудес: в школе все ее сторонились.) Вопреки своим сильно завышенным ожиданиям с первых же дней сделаться номером один в классе, а затем королевой выпускного бала в паре с красавцем Джеком Пухольсом, Бели́ очень скоро обнаружила себя вытесненной за костяной забор макровселенной в глухую мутную бездну – не иначе как колдовством коварной чуди. Ей настолько не повезло, что ее даже не понизили до подгруппы самых жалких существ – мегалузеров, объекта насмешек обычных лузеров. Она была за гранью, на территории злых ведьм. В компании еще двоих ультранеприкасаемых: Мальчика с Железным Легким, которого прислуга закатывала каждое утро в угол классной комнаты, и казалось, что он непрерывно улыбается, идиот, и китайской девочки, чей отец владел самым большим тюремным магазином в стране и был известен под кличкой Китаеза Трухильо. За два года в «Эль Реденторе» Вэй не продвинулась дальше испанской азбуки, но, несмотря на столь очевидное неудобство, она являлась в школу каждый день. Сперва другие ученики доставали ее штампованной антиазиатской хренью. Издевались над ее волосами (такие жирные!), глазами (ты правда можешь видеть сквозь эти щелки?), над палочками для еды (я припасла для тебя пару веточек!), над языком (передразнивая типа чинь-чонь-ий). Мальчикам особенно нравилось корчить «китайские» рожи: выпячивать вперед верхнюю челюсть или растягивать веки. Прелестно. Ха-ха. Вот умора.

Но когда развлечение приелось (Вэй не реагировала на их юмор), ее сослали в фантомную зону и даже вопли «китаеза, китаеза» постепенно стихли.

С ней Бели́ сидела рядом первые два школьных года. Но и у Вэй находилось для нее острое словцо.

Ты черная, говорила она, тыча пальцем в худую руку Бели́. Черная-черная.

Бели́ старалась изо всех сил, но не могла извлечь высокообогащенного урана, потребного для бомбы, из низкообогащенного урана своей жизни. В ее ранние потерянные годы Бели́ ничему и никогда не училась, и этот пробел сказался на проводимости ее нервной системы: она не могла полностью сосредоточиться на заданиях. Из-за упрямства и великих надежд Ла Инки Бели́сия оставалась привязанной к мачте, хотя ей было плохо и одиноко, а отметки у нее были даже хуже, чем у Вэй. (Уж китаянку ты могла бы превзойти, огорчалась Ла Инка.) Весь класс усердствовал, скрючившись над экзаменационными работами, а Бели́ пялилась на ураганный вихор на затылке Джека Пухольса, стриженного по-армейски коротко.

Сеньорита Кабраль, вы закончили?

Нет, маэстра. И затем вынужденное возвращение к задачкам, словно погружение под воду против своей воли.

Никто в ее окружении и понятия не имел, как она ненавидит школу. Ла Инка точно не догадывалась. Колледж «Эль Редентор» отстоял на миллион миль от скромного рабочего квартала, где они с Ла Инкой жили. И Бели́ не упускала случая представить свою школу раем, где она весело проводит время с другими бессмертными, – четырехлетним дивертисментом перед финальным апофеозом. Важности у нее только прибавилось: если раньше Ла Инка поправляла ее грамматику и накладывала запрет на жаргонные словечки, то теперь в Нижнем Бани́ ни у кого не было чище дикции и речи. (Она заговорила, как Сервантес, хвасталась Ла Инка перед соседями. Я же говорила, эта школа стоит хлопот.) Друзей у Бели́ было негусто – только Дорка, дочка женщины, убиравшейся у Ла Инки, девчонка, не имевшая ни одной пары туфель и боготворившая землю, по которой ступала Бели́. Для Дорки она устраивала представления Бродвею на зависть. Придя домой, она не снимала форму, пока Ла Инка силком не стаскивала с нее школьные доспехи (что, думаешь, нам это даром досталось?), и постоянно рассказывала о своих одноклассницах, изображая каждую своей лучшей подругой и наперсницей; даже девочки, взявшие на себя миссию изолировать Бели́, не подпуская ее ни к кому и ни к чему, эти четыре девочки, которых мы назовем Верховным эскадроном, в ее баснях были реабилитированы и представлены в образе заботливых духов, то и дело спускавшихся к Бели́, чтобы дать ей бесценный совет касательно школьных порядков и жизни в целом. Позже, правда, выяснилось, что эскадрон страшно ревнует ее к Джеку Пухольсу (моему бойфренду, напоминала она Дорке) и время от времени кто-нибудь из эскадрона норовит украсть у Бели́ ее новио, суженого, но, конечно же, Джек всегда пресекает их коварные замыслы. Я в негодовании, говорит Джек, отворачиваясь от нахалки. Тем более если учесть, как тепло Бели́сия Кабраль, дочь всемирно известного хирурга, относится к тебе. В каждой версии после продолжительного ледникового периода злоумышленница бросалась к ногам Бели́, моля о прощении, каковое Бели́, хорошенько поразмыслив, неизменно даровала. Они не могут совладать с собой, ведь они такие слабые, объясняла она Дорке. А Джек такой гуапо. Бели́ создала целый мир! С вечеринками и бассейнами, игрой в поло и ужинами, где бесперебойно подавали бифштексы с кровью, а виноград был таким же обычным лакомством, как и мандарины. Сама того не подозревая, она повествовала о жизни, которой никогда не видела, – о жизни в Каса Атуэй. Столь ошеломительными были ее рассказы, что Дорка часто говорила: я хотела бы ходить в твою школу.