Но от сильного вторичного удара головой о металлическое и
жесткое он, наверно, на минуту потерял сознание. Очнулся же Веснин в сером
туманце, от крика, оттого, что кто-то дергался под ним, и не сразу понял, что
неестественно придавленным лежит на ком-то, дверца машины не справа, а над головой;
смутно догадался: машина, опрокинутая, лежала на боку под бугром. Все
расплывалось в обморочной пелене: очков не было. И тут, не совсем соображая,
обеими руками шаря очки, Веснин неясно увидел приникшую щекой к вжатой в сугроб
нижней дверце неподвижную голову шофера, без шапки; переднее стекло выбито,
загнуто торчала часть капота - морозный воздух с непонятным близким грохотом
врывался в машину, а этот грохот заглушал стоны, глухие вскрики Касьянкина, к
которому притиснуло Веснина, и это окончательно вернуло память.
– Касьянкин, ранило вас? Что вы так кричите? -
выговорил, слабо слыша себя, Веснин.
– Нога… Нога! - бился в ушах голос Касьянкина.
– Товарищ дивизионный комиссар, не ранило? Быстрей
вылазьте, быстрей! Товарищ дивизионный комиссар!..
Кто-то, затемнив широким телом свет зарева, с торопливой
силой рвал, дергал, пытался открыть дверцу над головой, и, когда открылась она,
две руки втиснулись, схватили за плечи Веснина, с решительным упорством
потянули вверх - перед глазами появлялось и пропадало белое лицо Осина, он
командовал сдавленным голосом:
– Быстрей, быстрей, товарищ дивизионный комиссар,
уходить надо, уходить!.. Прошу быстрей! Не ранило? Двигаться можете?
– Осин… Помогите лучше Касьянкину, кажется, ранен, -
проговорил шепотом Веснин и вылез из дверцы, спрыгнул на снег, потом схватился
за машину из-за легкого головокружения.
– Касьянкин! - яростно закричал Осин, перевешиваясь в
дверцу - Ранен? Ранен или симулируешь? Вылазь мгновенно! Понял? Вылазь, хоть
полуживой! Где автомат? Где автомат?
В этот момент кто-то подскочил к Веснину, жарко, со свистом
задышал рядом: "Товарищ дивизионный комиссар!" - и, недоговорив,
железными пальцами схватил, нажал на плечи, скомандовал задохнувшимся криком:
– Ложитесь за машину, сюда! Ради Бога, не стойте в рост,
товарищ дивизионный комиссар!.. Напоролись! Непонятно, откуда здесь танки?
Откуда они здесь? Не было их!..
Это был майор Титков, начальник охраны, и Веснин вспомнил,
что ведь он бежал к ним от подбитой машины, когда разорвался первый снаряд
после его предупреждения очередью. И когда сейчас Титков, защищающе толкнув
Веснина к машине, грудью и локтями упал на капот, выбросил автомат на левую
подставленную под диск руку, вглядываясь в кромку бугра, откуда
распространялся, зависал над головой рокот моторов, Веснин остановил его:
– Не открывать огонь, Титков! Ждать, пока пройдут
танки! Не горячитесь! Что вы против танков из автомата!.. Ждать!..
– Виноват перед вами, товарищ дивизионный комиссар, -
заговорил взахлеб Титков. - За жизнь вашу отвечаю…
– Прошу прекратить оправдываться! - оборвал Веснин. - Я
сам за свою жизнь отвечаю.
– Вон, вон они… Станицу слева обходят! - выговорил
Титков. - Если бы не заметили… Штук двенадцать. С бронетранспортерами.
А Веснин без очков не мог подробно разобрать всего, что
видел по-кошачьи Титков. Расплывчато-огромные силуэты танков, заглушая бой
ревом моторов, выталкивая из выхлопных труб завивающиеся искры, медленно
двигались по темному среди зарева очертанию бугра в малиновую мглу степи, шли в
ста метрах от низины, где лежала перевернутая машина. И Веснин с каким-то
острым бессилием подумал, что там, на НП, Бессонов и Деев, вероятно, еще не
знают об этих танках, прорвавшихся здесь, на северо-западной окраине станицы.
Но когда он подумал об этом, трассирующая пулеметная очередь
молниеносным скачком пролетела над верхом машины, и майор Титков первый увидел
то, чего не мог видеть близорукий Веснин. Человек десять немцев спускались с
бугра по направлению к дороге: очевидно, разведка, посланная проверить, не
остался ли кто цел в машине.
Немцы с опаской сходили по скату; двое из них задержались с
ручным пулеметом на бугре - стреляли стоя: один пригнулся, другой положил сзади
ствол пулемета ему на спину, как на подставку. Титков, который секунду назад
еще надеялся, что немцы пройдут мимо, почти с отчаянием оглянулся на Веснина с
ненужным желанием крикнуть: "Сюда идут, сюда!" Но Веснин молча,
сдернув перчатки, вырвал пистолет из кобуры; догадался уже, что не миновало -
немцы приближались к машине.
– Уходить, уходить! Товарищ дивизионный комиссар,
бегите к домикам! Бегите отсюда! Мы прикроем! Касьянкин, уводи комиссара!
Касьянкин, встать!.. Встать, приказываю!..
Полковник Осин, вытащивший Касьянкина из машины, сильным
толчком правой руки пытался прислонить своего адъютанта спиной к капоту, в левой
сжимал его автомат. А Касьянкин, сползая по капоту, корчась, старался сесть на
снег, вскрикивал просяще и тонко:
– Товарищ полковник… миленький… ногу, ногу мне
вывихнуло… Не могу я, не могу! - и барахтался, отталкивал руку Осина, мотал из
стороны в сторону искаженным плачем лицом.
Веснина передернуло.
– Оставьте его! - сказал Веснин, чувствуя холод на
спине от этого полного ужаса крика, от этой мольбы, в которой звучала сама
смерть.
Тогда Осин с злобной брезгливостью отпустил обмякшее мешком
тело Касьянкина и весь вскинулся, дернулся к Титкову, к Веснину, с осиплой
задышкой скомандовал:
– Товарищ дивизионный комиссар, немедленно уходите к
домикам! Бегом, ползком к домикам! Там укроетесь! Двести метров до домиков!
Титков! Мы с тобой тут! На Касьянкина надежды нет…
А предсмертный вопль Касьянкина все еще звенел в ушах
Веснина, хотя тот лишь стонал, всхлипывая, темным комом забиваясь под днище
машины.
– Нет, Осин, - ответил Веснин, стоя за машиной, и отвел
предохранитель пистолета. - Никуда я отсюда не побегу. Это не выход, Осин.
– Вы понимаете, товарищ дивизионный комиссар! - крикнул
Осин. - Понимаете, что это?.. - И белое лицо его приблизилось к лицу Веснина.
– Понимаю… Примем бой здесь. Осин.
Веснин все понимал с той оголенной трезвостью, в которой уже
не было никакой надежды, понимал, что он не добежит до домиков - двести метров
по освещенной заревом низине, - понимал, что нет выхода, что случилось в его
жизни невероятное, неожиданное, раньше случавшееся с другими, то, во что было
трудно поверить, как в бредовом сне, когда перед тобой одна за другой
захлопываются намертво двери. Понимал, что немцы идут, спускаются по бугру к
машине и что этот бой без надежды, который он в силу безвыходности решил
принять, не будет долгим. Но он все-таки не представлял, что может умереть
через полчаса, через час, что мир сразу и навсегда исчезнет и его не станет.
Близоруко щурясь, он стоял, положив руку с пистолетом на
крыло машины, чувствовал мертвенный холод железа не в руке, а в груди и ощущал
жестко стиснувшие его с двух сторон плечи майора Титкова и Осина.