Германтов и унижение Палладио - читать онлайн книгу. Автор: Александр Товбин cтр.№ 264

Что ещё?

Будто б споткнулся!

Участок тротуара у тёмнозелёного «Ауди» был огорожен-оцеплен красно-белыми пластиковыми лентами, тут же припарковались две серо-синие полицейские машины, у которых прохаживался туда-сюда, опустив задумчиво голову, закинув руки за спину, какой-то высокий полицейский чин, а двое сотрудников в штатском, и наверное, чинами пониже, что-то искали на плиточном тротуаре, растягивая рулетки, что-то старательно обмеряли… и ещё один, присев, прицеливался громоздким фотоаппаратом, потом, привстав, пятился… Не доходя до угла с алыми маркизками над витринками Coffee Party, Германтов и правда будто б споткнулся: в подворотне песочного дома, лежал хорошо, даже франтовато, одетый, – в бежевом мохнатом пальто с длинным коричневым шёлковым кашне в белый горошек, – черноволосый мужчина средних лет, похоже, кавказец: смуглый и узколицый, горбоносый, со смоляной ухоженной эспаньолкой; он таким образом лежал, что голова и туловище его были под аркой, а ноги в изящных заострённых туфлях доставали до середины тротуара.

– Очередного бизнесмена шлёпнули? – на бегу спросила, ни к кому, собственно, конкретно не обращаясь, ибо ответ ей был, скорей всего, ясен, румяная девушка в короткой шубке, в сапожках на высоченных каблуках; она быстренько нырнула в стеклянную дверь Coffee Party.

– Бизнесмена? Он, по-моему, на банкира смахивает.

– Банкир что, – не бизнесмен?

– А может его не из кольта шлёпнули, а бутылкой попросту по башке шарахнули, чтобы бумажник вытащить и дать дёру?

– Или – монтировкой огрели.

– Или бейсбольной битой, а что? За милую душу тоже могли огреть, сейчас модно, – бейсбольной битой.

– Или сам случайно упал, затылком ударился?

– Такие сами не падают, таких только враги толкают.

– Толкают? И с чего же это менты по плиткам ползают?

– Гильзы ищут.

– А оружие нашли? Оружие сейчас на месте бросают, чтобы самим поскорее убежать и скрыться.

– С отпечатками пальцев оружие бросают?

– Не дури, они же все в перчатках, когда стреляют.

– Кто они, кто?

– Киллеры, вот кто.

В группе зевак, лениво почёсывавших языки, были две бедненькие старушки, плотный краснолицый старик с выправкой военного-отставника, таджичка-уборщица из Coffee Parti и бомжиха с фингалом.

Киллеры в перчатках, – в белых перчатках? Мало, что профессионально-защитная, так ещё и стерильно-изысканная деталь одежды! Но не пора ли о спецодежде подумать? Или даже, – уважаемых разношёрстных киллеров стоит переодеть в униформу? А что? – закажут Юдашкину эскизы, потом он подберёт ноские, стальных оттенков, ткани, помозгует над швейной конвейерной технологией… а беднягу-то не спасла, не унесла от пуль быстрая тёмнозелёная иномарка… – перебирал по своему обыкновению на ходу необязательные мыслишки, машинально ускорявший шаг Германтов, успевший, впрочем, разглядеть сразу за обшарпанной, с хулиганскими следами граффити, каменной трубой подворотни, там, в истоке удлинённого затенённого двора, ещё один полицейский «форд», ещё двух пинкертонов в штатском; они тоже возились с рулеткой…

Приговорённый бедняга, наверное, преспокойно вышел из парадной и под аркой напоролся на…

Вся эта прискорбная детективщина Германтова, слава Небесам, не касалась, ему лишь захотелось поскорее забыть увиденное.

Завернул за угол.

И каким же оживлённым, пёстро-весёлым был Большой проспект в этот весенний солнечный день! – заблестели, разбрасывая дробные блики, свежевымытые стёкла, мелодично зашуршали шины… как любил он эту прослоенную лучистым светом конкретную музыку многолюдной улицы с неустанной мимикрией витрин, а сколько, стоило свернуть за угол кофейни, повстречалось ему на Большом проспекте красивых женщин, да и на него посматривали встречные красавицы с интересом.

Германтов возбуждался, ощущая как в нём разжималась пружина жизни, и – наполнялся благодушием.

За респектабельным фасадиком песочного дома с витринкой заграничной кофейни, – в глубине кофейни усаживалась за круглый столик и торопливо доставала из сумочки мобильник румяная девушка, та самая, которая только что небрежно отбивала дробь каблучками, пробегая мимо прискорбного уличного события, – был обувной магазин с широкими проёмами из зала в зал, и маняще сияла, – сразу за этим обувным магазином, за «Северной Венецией», где в просторной витрине-стенде к избранным коллекционным туфлям были добавлены туристическая реклама настоящей Венеции и выложенные перед ней смертно-белые венецианские маски, – стеклянная вставка новенького хайтековского универмага с треугольными эркерами, зеркалистые прозрачные лифты скользили меж ярко разодетыми манекенами в динамично-эффектных позах, один манекен с муаровой бабочкой на шее, но с условной, – без глаз, ушей, носа и рта, – яйцевидной бликующей головой, и на ногах-то не устоял, – заламывая пластмассовые руки, упал на колени перед жеманной красоткой в леопардовой, с волнистыми краями, накидке-пончо… а вывески зазывали ещё и в ресторан «Лангуста» с объёмной красной, подвешенной над входом клешнёй, в кондитерскую «Трюфель», в витрине которой была выстроена впечатляющая башня из пирожных; задержался, пропуская выезжавшую из подворотни машину.

И непроизвольно глянул направо, в тёмную и тоже обшарпанную, тоже перепачканную граффити, трубу ещё одной подворотни.

И увидел за подворотней, в прозрачно-удалённой тени, уже знакомый ему продолговатый двор, но – в другом, как бы перпендикулярном прежнему, ракурсе, увидел на фоне какой-то приземистой халабуды из силикатного кирпича и коричневого забора милицейский «форд», двух пинкертонов с рулеткой.

Тех самых, тех…

В странном отупении, словно разом покончившем с закипанием положительных эмоций, остановился перед очередной витриной. Ещё одна кондитерская, «Ваниль», и за ней, – датская «ЕССО», где заблаговременно, ещё зимой, купил себе лёгкие мягкие мокасины, а впритык, – «Немецкая обувь», опять – обувь. Мужская; он где-то видел уже такие или почти такие остроносые туфли… А в соседнем зальце, – глаза бегали туда-сюда, – женская обувь. На жёлтой плюшевой банкетке спиной к витрине восседала крупная дородная длинноволосая блондинка, продавец, затянутый в строгий костюм-тройку, подносил белую глянцевую коробку; в напольном круглом зеркале, повёрнутом к покупательнице и к свету, – изготовившаяся к примерке нога в поблескивавшем чулке. И тотчас вспомнилась Германтову аналогичная сценка, непроизвольно подсмотренная им в центре Сан-Франциско, на Маркет-стрит: длинноволосая блондинка, правда, худенькая, в застиранно-дырявых голубых джинсах, удобно рассевшись на точно такой же жёлтой плюшевой банкетке, вытянула тонкую ножку, на которую похожий обликом своим на вышколенного дипломата продавец в безупречном костюме-тройке, присев на корточки, старательно надевал туфлю; на полу – специальное поворотное зеркало.

Наконец-то… догнали и перегнали?

Или пока, – ноздря в ноздрю?