Я слезаю с постели, смеясь над светящимся от предвкушения лицом Эллиота:
– Наверняка какая-нибудь нудятина: будем решать, кто хочет индейку на рождественский ужин.
– Зачем это обсуждать? Все на Рождество едят индейку.
– Да, но папа говорил, что хочет в этот раз зажарить гуся.
– Зажарить гуся это кощунство!
– Почему?
– Не знаю. Кощунство и все.
Я выхожу на лестницу, Эллиот идет следом.
– Рикао сам ти, – раздается шепот у меня над ухом.
– Что это значит?
– «Я же тебе говорил» на хорватском. Ты же не запрещала мне говорить эту фразу на хорватском, – объясняет Эллиот и взвизгивает, получив от меня локтем в живот.
– Мы будем индейку! – заявляет Эллиот, входя на кухню.
Том, мама и папа сидят за столом. Родители светятся от счастья. Том полулежит на столе, подпирая голову руками.
– Индейку?
– Да, на рождественский ужин. Мы хотим индейку, а не гуся. Собрание ведь по поводу рождественского ужина, да?
– Нет, не совсем. Хотя в какой-то мере – да. – Папа смотрит на маму и многозначительно поднимает бровь.
Она коротко кивает, потом поворачивается к Эллиоту и с грустной улыбкой говорит:
– К сожалению, Эллиот, ты не сможешь прийти на наш традиционный рождественский ужин.
– Что?! – хором выкрикиваем мы с ним.
– Нас не будет дома, – объясняет мама.
– Что? – опять вместе спрашиваем мы. На этот раз нам вторит и Том.
– Что значит «нас дома не будет»? – переспрашивает он.
– А где мы тогда будем? – Я перевожу взгляд с мамы на папу.
– В Нью-Йорке, – отвечают родители, весело улыбаясь.
– Ничего себе! – восклицает Том, но совсем не радостно.
У меня нет слов, а Эллиот того гляди заплачет.
– Мы согласились организовать ту свадьбу, – поясняет мама. – В стиле «Аббатства Даунтон», в Уолдорф-Астории.
– С ума сойти! Повезло тебе! – Эллиот округляет глаза.
Но, как ни странно, я совсем не чувствую себя везунчиком. Голова горит, а ладони покрываются испариной. Чтобы попасть в Нью-Йорк, мне придется лететь на самолете. А мне сейчас плохо становится от одной мысли, что я в машину сяду. Я никуда не хочу ехать. Я хочу остаться дома и тихо встретить Рождество в кругу семьи.
– Я останусь, – заявляет Том.
– Почему? – недоумевает папа.
– Мелани возвращается домой на следующей неделе. Так что я никуда не поеду. Мы с ней несколько месяцев не виделись.
Мелани – девушка Тома. Этот семестр она проучилась во Франции. И, судя по романтическим записям, которыми заполнена страничка Тома в Фейсбуке, он очень ждет встречи с ней.
– Ты не можешь не поехать, – огорченно говорит мама. – Мы всегда встречаем Рождество вместе.
Том мотает головой.
– Если хотите отмечать Рождество со мной – оставайтесь.
– Том, – строго произносит папа.
– Я тоже не хочу ехать, – тихо говорю я.
– Но почему?.. – Мама вопросительно смотрит на меня. Она так расстроена, что мне становится не по себе. – Рождество в Нью-Йорке. Я думала, вы и раздумывать не станете.
– Да что с вами, ребята? – изумляется Эллиот.
Я умоляюще смотрю на него. Судя по выражению лица, Эллиот догадывается, почему я не хочу ехать, и понимающе сжимает мою руку.
– И чего вы решили в Рождество работать? – спрашивает Том.
– Нам нужны деньги, – отвечает папа таким серьезным тоном, что все глаза обращаются на него.
– Этой зимой дела идут совсем плохо, – говорит мама. – А эта работа – ответ на все наши молитвы. Нам бы в Британии за десять свадеб столько не дали денег, как они платят за одну. И все наши расходы покрывают. Ты точно не хочешь ехать? – с мольбой в глазах спрашивает меня мама.
– Я не могу, я должна…
– Доделать проект по английскому, – помогает мне Эллиот. – От него зависит оценка на итоговом экзамене.
– Именно! – я незаметно подмигиваю Эллиоту. – Так что все праздники буду корпеть над ним. А вы поезжайте, мы тут сами справимся.
– Да, поезжайте. Вернетесь – вместе справим Рождество, – поддакивает Том.
– Даже не знаю. Что думаешь, Роб? – спрашивает мама отца.
– Думаю, что надо это обдумать. – Папа, кажется, расстроен не меньше остальных.
У меня на душе невыносимо тяжело. Хочется сказать маме и папе правду: я вся покрываюсь холодным потом от одной только мысли, что у меня начнется паническая атака в самолете, посреди неба. Но я не могу. Не могу волновать родителей. Если они узнают, что со мной творится, то никуда не поедут и упустят нужные нашей семье деньги. Будет лучше, если они полетят в Америку, а я останусь здесь. Но на сердце все равно неспокойно. Чем больше я боюсь панических атак, тем быстрее уменьшается мой мир.
* * *
17 декабря
Можно ли вырасти из дружбы?
Привет, друзья!
Сначала хочу сказать вам огромное СПАСИБО за добрые слова и советы по поводу моих приступов. Когда вы написали в комментариях, что это типичные панические атаки, мне стало гораздо легче! Вы – лучшие! ☺
Я помню, что обещала написать в этом посте о чем-нибудь веселом, но у меня тут кое-что произошло, и мне необходимо с вами поделиться.
Когда я была маленькой, мне купили чудесное зимнее пальто. Я его просто обожала.
Оно было ярко-красным, с блестящими черными пуговками в виде розочек.
Еще у него был меховой воротничок и меховые манжеты.
Когда я надевала это пальто, то мне казалось, что я прекрасная принцесса из далекой холодной страны. Из России или Норвегии например (в Норвегии ведь холодно, да?).
Я так обожала это пальто, что ходила в нем, даже когда начало теплеть.
А когда на улице стало совсем жарко, я отказалась убирать его в шкаф. Все лето оно провисело у меня в комнате на спинке стула, и я каждый день им любовалась.
На следующую зиму пальто стало мне немного маловато. Но я не обращала на это внимания, я просто жить без него не могла.
К третьей зиме я так подросла, что пуговицы на пальто уже не сходились.
Слова мамы о том, что мне надо купить новое пальто, разбили мне сердце. Но мало-помалу я привыкла к обновке.
У нового пальто не было ни пуговичек в виде роз, ни меховой оторочки, но зато оно было красивого сине-зеленого цвета морской волны.