Может, она и добилась бы от него того, чего хотела, ибо
пальчики ее были на диво ловки и умелы, однако тело Григория враз заледенило
ужасом. Ну, словно бы куржак окутал все его естество! Еще бы…
Ведьма. Нет, она точно ведьма! Ладно, успела так быстро
выбраться из подземелья, но как сюда-то попала прежде его?!
Он мгновенным взором окинул каюту, словно пытаясь разглядеть
в каком-нибудь углу то самое помело, на котором прилетела Джилья. Не найдя,
несколько успокоился и нашел в себе силы вырваться из цепких распутных
пальчиков.
Кажется, еще никогда в жизни он с таким проворством не
впрыгивал в штаны! Затянув пояс, почувствовал себя уверенней. И даже сердце
вроде бы перестало частить.
Джилья вздохнула с видимым сожалением:
– Вижу, вы так и не поумнели, друг мой. Ну что же, нет так
нет… Собственно, хоть вы и обольстительный мужчина, не больно-то задирайте нос:
я делала это не столько ради вас, сколько ради вашего брата.
Кровь ударила в голову. Что? Она и до Прошки добралась?! Эта
шлюха с мозолистыми недрами – и его брат, глупый мальчишка?!
Молниеносным движением выбросив руку вперед, он успел
схватить Джилью прежде, чем она отпрянула, и, стиснув ее тонкую шейку, подтащил
к себе.
– Ревнуешь? – хрипло промурлыкала она.
Григорий нажал сильнее – и в глубине зеленых глаз
заплескался страх. Это его отрезвило. Оттолкнул так, что Джилья рухнула на
открытый сундук и провалилась туда своим узким, плоским задом, нелепо взболтнув
в воздухе ногами.
Григорий прищурился. Он ненавидел мужиков, которые
измываются над бабами и унижают их, но зрелище унижения этой твари доставило
ему небывалое наслаждение.
– Да ты спятил, orso
[50]! – взвизгнула Джилья, с великим
трудом выбираясь из сундука. – Зачем мне нужен этот несмышленыш?! Я имела в
виду, что, если бы мы с тобою поладили, я, так и быть, снизила бы цену!
Эта дура вознамерилась взбесить его загадками?
Грозно сверкнув на нее глазами, Григорий рванул дверь,
гаркнул:
– Прошка! – И осекся, увидев брата, приклеившегося к косяку.
Подслушивал? Тем лучше, ничего не надо объяснять. Втащил
брата в каюту, снова захлопнул дверь:
– Н-ну?!
Прокопий глянул исподлобья. Круто заломленная бровь Григория
не предвещала ничего доброго. Неужели вдарит? Эх и зол… Никогда его Прокопий
таким не видел! Впрочем, он тут же вспомнил, что Григорий никогда его и пальцем
не трогал, хотя грозился бессчетно, а потому несколько приободрился и даже
нашел силы вытолкнуть из себя затаенное дыхание, образовав звуки:
– Н-ну, я, я… ей по-по-сулил… это…
– «По-по»?!. – заклекотал Григорий на пределе ярости, и
Прокопий отрапортовал:
– Я ей посулил за твое спасение сто тысяч золотых, но она не
брала ни гроша, покуда ты не сбежишь и не воротишься на корабь.
– «На кора-абь»! – передразнил Григорий, огромными,
неистовыми шагами меряя каютку. Четыре шага вдоль, три – поперек.
Прокопий и Джилья как зачарованные следили за ним… В зеленых
глазах полыхал опасный огонек, а черные были полны недоумения.
С чего это Григорий так раскипятился? Конечно, цена
здоровенная, но ведь это же плата за его свободу. Да и не похоже на него – переживать
из-за денег. Для него своя жизнь – полушка, а золото – черепки, он сто раз так
говорил. Нет, тут что-то не то…
Григорий резко остановился, и размышления Прокопия испуганно
замерли.
– Деньги готовы?
– Готовы, готовы! – торопливо закивал Прокопий.
– Ну так давай!
– Сейчас принесу. Они в капитанской каюте! – Прокопий
метнулся к выходу, и тут Джилья издала какой-то странный звук, напоминающий
шипение. Кажется или физиономия ее и впрямь вытянулась?
Григорий бросил на нее быстрый взгляд – и вдруг черты его
смягчились, губы задрожали в улыбке:
– Чего это тебя разбирает, bella donna? А, понимаю… Не там
искала, да? Ну, ты полная дура, если решила, что Прокопий будет все наши
сокровища в сундуках держать! Значит, это ты тут насвинячила? – Он поднял с
пола кожаную безрукавку, на которой отчетливо отпечатался грязный след
маленькой ножки, брезгливо встряхнул. – Хоть бы на место положила, коли брала
чужое!
– Ничего подобного! – вскипела Джилья. – Нужно мне твое
барахло! Я, конечно, кое-что трогала, но все это, – она поддела носком кучку
одежды под лавкой, – так и валялось где попало.
– А ничего бы от тебя не отвалилось, коли прибралась бы
немножко! – задиристо вмешался Прокопий. Он вполне ободрился, поняв, что гнев
брата направлен вовсе не на него. – Чай, баба! Да другая за те два часа, что ты
тут сиднем сидишь, уже такую чистоту бы навела, что любо-дорого поглядеть!
Он умолк, увидев, каким победительным огнем сверкнули вдруг
кошачьи глазищи Джильи. Что ж он такого сказал… чему она так обрадовалась? И
почему так побелел Григорий? Почему шатнулся? Да он же сейчас упадет!
Прокопий бросился к брату, обхватил что было силы, и тот
тяжело налег на его плечо.
– Ты что? – залепетал Прокопий, едва владея дрожащими
губами. – Тебя ранили, что ли, когда бежал? Что же ты не сказал?! Да я сейчас…
вот, перевязать!
Он потянулся к какой-то рубахе, повисшей на лавке, но
Григорий отстранил его, выпрямился, заглянул в лицо – и Прокопий просто ошалел
от страха: светлые глаза брата – как два огненных угля! Вот он перевел взгляд
на Джилью – и та прямо-таки заюлила, словно ее прожгло до самого нутра.
– Два… часа? – с расстановкой повторил Григорий. – А кто же
остался там?
* * *
Пока Прокопий недоумевал над вопросом, Джилья справилась с
собой, а если даже и нет, то приняла такой равнодушный вид, словно ей и море по
колено.
– Где? – небрежно подняла брови, но Григорий только шагнул к
ней – и она невольно отпрянула.
– Где?! Знаешь где! Ты говорила, что сама придешь за мной!
Кого ты подослала? Кого я оглушил и бросил в камере?
– Оглушил и бросил?! – взвизгнула Джилья. – Так вот что меня
ожидало? Вот какую участь ты мне приуготовил – и это в благодарность за все мои
старания! Да если бы я только могла подумать!.. – патетически выкрикнула она.