И тут Васко услышал. Возможно, опять раньше всех. Это был тончайший писк, на самом пределе слышимости, нечто близкое к ультразвуку, и улавливалось оно, пожалуй, благодаря осязанию, а не слуху. Может, это поток данных, поступающий к Васко по сенсорному каналу, о существовании которого он никогда раньше не подозревал?
А еще это походило на песню. И на кружение миллиона пальцев по влажным ободкам миллиона винных бокалов.
Васко едва улавливал этот писк – и притом боялся, что от звуковых колебаний у него треснет череп.
– Сэр, – обратился он к старику, – я кое-что слышу. Чем бы ни был на самом деле этот айсберг, у него есть голос.
– Это из-за солнца, – через секунду ответил Клавэйн. – Оно греет, в различных местах покрова возникают напряжения, лед скрипит и хрустит.
– Вы тоже слышите, сэр?
Клавэйн взглянул на него со странным выражением:
– Нет, сынок. С годами все больше того, чего я не слышу. Но я сужу по твоим словам.
– Подойдем, – предложил Скорпион.
Антуанетта Бакс шла по темным и сырым коридорам гигантского затонувшего корабля. В одной руке она держала фонарь, в другой, подцепив за кромку шейного разъема, серебристый шлем. Перед ней с азартом охотничьей собаки скакал кружок золотистого света, выхватывал из мрака жутковатые скульптурные образования на стенах. Вот арка, как будто сделанная из позвонка огромного животного, вот груда скрученных и переплетенных, точно кишки, труб. Ползучие тени создавали иллюзию, будто эти трубы корчатся, извиваются, как спаривающиеся змеи.
С нижних уровней дул ровный влажный ветерок, откуда-то издалека доносился натужный лязг механизма – может быть, то трудился принесенный колонистами насос, а может, агрегат из системы корабельного ремонта. Звуки распространялись по кораблю совершенно непостижимыми маршрутами, и этот шум мог возникать как за ближайшей переборкой, так и в километре выше или ниже.
Антуанетта подняла воротник куртки. Жаль, что нельзя было взять кого-нибудь в сопровождение, – вдвоем не так страшно. Всякий раз, получая от капитана весточку, нечто похожее на осмысленное сообщение, она приходила одна. Возможно, Бренниген, изредка давая о себе знать, выказывал тем самым намерение открыть ей правду о себе. И пусть эта правда будет сколь угодно мала, нет сомнений, что у Антуанетты куда больше шансов наладить контакт с капитаном, чем у ее коллег. Причина, скорее всего, крылась в ее прошлом. Когда-то у нее тоже был корабль, конечно во много раз меньше «Ностальгии по бесконечности», но тоже не без привидений на борту.
«Поговорите со мной, капитан, – просила Антуанетта в предыдущие свои посещения. – Поговорите, ведь мне вы можете доверять. Я же мало-мальски понимаю, что с вами произошло».
Капитан никогда не давал ясного ответа, но, если вспомнить ответы неясные, даже начисто лишенные смысла, покажется, будто Бренниген испытывает желание что-то сделать в присутствии Антуанетты. Каждое явление в отдельности ни о чем не говорило, но в совокупности они, возможно, свидетельствовали о том, что капитан выходит из состояния, близкого к летаргическому сну.
– Капитан, – позвала она, поднимая шлем, – вы оставили свою визитную карточку! Я пришла вернуть ее вам. Ну же, отзовитесь.
Молчание.
– Буду откровенна, – сказала Антуанетта, – тут, внизу, мне неуютно. Да что говорить, я боюсь до смерти. Мне больше по нраву корабли маленькие и уютные, которые можно обставить и украсить по своему вкусу.
Она поводила фонарем в разные стороны, осветив шаровидный сгусток, который свисал с потолка и загораживал полкоридора. Шагая, Антуанетта сгибалась под застывшими пузырями, ведя по ним пальцами и ощущая удивительную теплоту и мягкость.
– Да, мне страшно. Это ваши владения, я здесь чужая. Я это вот к чему: вы ведь понимаете, что заставило меня сюда спуститься. Капитан, я надеюсь вернуться не с пустыми руками.
Молчание. Но Антуанетта и не ждала скорого ответа.
– Джон, – снова заговорила она, решившись на фамильярность, – похоже, в нашей системе что-то происходит. Надеюсь, вы тоже в курсе и знаете подробности. Я расскажу, какие у нас соображения на этот счет, а дальше думайте сами.
Ветерок потеплел, стал неровным, словно чье-то затрудненное дыхание.
– Хоури вернулась, – продолжила Антуанетта. – Пару дней назад упала с неба. Вы же помните ее, надеюсь. Она много времени провела на борту «Ностальгии», вряд ли вы могли ее забыть. По словам Хоури, близ Арарата идут боевые действия, да такого масштаба, что война сочленителей с демархистами покажется детской забавой. Если верить ей, там наверху сцепились две враждующие группировки и чертова уйма машин-ингибиторов. Вы же помните волков? Илиа при вас стреляла по ним из пушек класса «Ад», и результаты были неплохие.
Вот опять ветерок сменил направление, словно кто-то огромный делал вдох.
По прикидкам Антуанетты, это уже тянуло на явление первого рода.
– Вы здесь, капитан? Слышите меня?
Ветерок снова изменился: дует ей в лицо, да так сильно, что воет в ушах, разлетаются волосы, слезятся глаза.
Она услышала, как ветер шепнул на ухо: «Илиа».
– Поняла, капитан: вы отлично помните триумвира. Я тоже помню. Я недолго была знакома с Вольевой, но успела убедиться: эта женщина не из тех, кого быстро забывают.
Ветерок стих, остались только раздражающие звуки откачки.
Слабый голос здравомыслия заставил Антуанетту остановиться. Она добилась результатов: первый род, с этим никто не поспорит, и почти наверняка (если только голос ей не почудился) второй род. Не достаточно ли для одного дня? Капитан нынче проявил удивительный темперамент. Согласно корабельным записям, много раз Илиа Вольевой приходилось вводить Бреннигена в кататоническое состояние, чтобы добиться от него ответа хотя бы на единственный вопрос. Часто на эту процедуру уходила неделя или две.
Но для налаживания отношений с капитаном в распоряжении триумвира были и годы. Антуанетте же не стоило рассчитывать на такую роскошь.
– Капитан, – заговорила она, – я выложила карты на стол. Руководство нашей колонии встревожено. Скорпион перевез Клавэйна с острова, а это не шутки. Они отнеслись к словам Хоури очень серьезно и отправились вызволять ее дочь. Если Хоури говорит правду, посреди океана плавает подбитый волками сочленительский корабль. Ингибиторы уже здесь. Настало время действовать, капитан. Либо мы будем сидеть и ждать, пока все само собой не утрясется, либо встанем и сделаем шаг. Уверена, вы меня слышите и понимаете.
Внезапно, словно кто-то закрыл заслонку вентилятора, движение воздуха по кораблю прекратилось. Ни сквозняка, ни звука; в коридоре только Антуанетта и ясное пятно от фонаря.
– Твою мать!.. – прошептала она.
Но тут впереди возникла полоска света. Заскрипел металл, и часть стены повернулась на петлях, словно дверь. В лицо дохнул новый ветерок, с новой смесью биомеханических запахов.